№ 1 (135), январь 2014

– Роман Геннадиевич! На концерте в Большом зале консерватории в программе Фестиваля, посвященного 100-летию Т. Н. Хренникова, Симфонический оркестр Министерства обороны РФ под Вашим управлением на высоком уровне исполнил очень интересную программу. Вы впервые дирижировали сочинениями этого композитора?

– С музыкой Тихона Николаевича Хренникова любой человек, живший в Советском Союзе, знаком буквально с детства. Песни к кинофильмам сопровождали нас с самых ранних лет. Я помню, что в общеобразовательной школе мы изучали музыку Хренникова – ему было посвящено несколько уроков. А что касается дирижирования – да, это был первый мой опыт общения с его музыкой.

– В том концерте Вы дирижировали сочинениями не только Тихона Николаевича, но и его правнука – Тихона Хренникова-младшего. Какое впечатление сложилось у Вас о его Виолончельном концерте?

– С музыкой Хренникова-младшего я знаком только по этому сочинению. Приятно, что в данном случае он не идет по стилистическому пути своего именитого прадеда – это совершенно другая музыка. Если бы было что-то схожее – было бы неинтересно. Приятно, что Тихон Хренников-младший принял участие в нашем мероприятии в двух ипостасях – и как композитор, и как исполнитель. Кроме того, он занимается организаторской деятельностью, проявляя активную творческую позицию.

– Каково Ваше отношение к современной музыке в целом?

– На протяжении моей дирижерской карьеры мне пришлось исполнять очень много совершенно разной по стилю современной музыки – и авангардной, и достаточно традиционной. Как дирижеру мне всегда интересно выучить новую партитуру, и знакомство с новым сочинением для меня важно, так как любой дирижер или инструменталист растет именно благодаря новому. Есть такое философское представление: если росток не развивается, он гибнет. В данном случае мне кажется, что для исполнителей это значит то же самое.

– То есть Вам не свойственно «радикальное» отношение к авангардной музыке?

– Давайте вспомним хотя бы «Парад» Эрика Сати. Его музыка в свое время казалась ужасной, а сейчас нас ею не удивишь. Нельзя сказать, что оригинальные шумы могут сильно захватить, но вряд ли и напугают. Другое дело, если мы говорим о «Весне священной» или «Скифской сюите»: их исполнения вызвали скандал, но в настоящее время эти сочинения живут богатой концертной жизнью. Что касается «радикального» опыта – пускай он будет.

– В Большом зале были исполнены три инструментальных концерта Тихона Николаевича: один скрипичный и два фортепианных. Какое из этих сочинений Вам больше по душе?

– Все концерты замечательные, яркие. Второй и Третий фортепианные принадлежат позднему периоду, Первый скрипичный – раннему, и по замыслу он более масштабен. В процессе репетиций и исполнения мне показался ближе скрипичный концерт – он, на мой взгляд, наиболее интересный. Хотя я не умаляю достоинств фортепианных концертов, а выделяю в данном случае более близкое мне сочинение. С точки зрения формы фортепианные концерты вызывают ассоциации с концертами-рапсодиями – здесь мне вспоминается триада концертов-рапсодий А. И. Хачатуряна.

– Мы привыкли воспринимать музыку Т. Н. Хренникова в контексте советской эпохи. А как она видится Вам в настоящее время? И видите ли Вы ее будущее?

– Даже самый большой хулитель этого автора не станет отрицать, что у Хренникова был удивительный мелодический дар. Его песни служат замечательным тому примером. Что касается его симфонических произведений, они не обделены вниманием музыкантов. Легендарный дирижер Вилли Ферерро 7 июня 1941 года исполнял в своей концертной программе Первую симфонию Т. Н. Хренникова. Это говорит о том, что его музыка и тогда находила своего слушателя. Я думаю, что в силу идеологии, царившей в советскую эпоху, многогранная музыкальная деятельность композитора была обоюдоострой – это давало возможность недоброжелателям не «продвигать» ее в других областях. Мне кажется, что сейчас, спустя несколько лет после его кончины, мы начинаем воспринимать его творчество именно как композитора, а не музыкального деятеля. Поэтому, действительно, становится интересным, что из его сочинений сохранится в концертном репертуаре. Многое наверняка может исполняться в любое время и в любой политической системе при разных художественных вкусах и пристрастиях. Возможно, именно этот фестиваль даст импульс к появлению новых интерпретаций музыки Хренникова.

– В концерте была исполнена симфоническая фантазия Е. В. Щербакова на темы песен Т. Н. Хренникова из кинофильмов. Будучи воспитанной на советском кино, я с удивлением обнаружила, что многих из них не знаю. Как Вы считаете, не значит ли это, что постепенно даже доступная песенная музыка этого композитора уходит в забвение?

– Я слышал о том, что песни для этой фантазии выбирал сам Тихон Николаевич, и этот выбор, вероятно, был чем-то обусловлен. Однако я возьму на себя смелость сказать, что я бы добавил туда еще много так хорошо нам знакомых песен. Что же касается забвения – позвольте привести пример музыки И. С. Баха, которая была забыта на 79 лет. Похожая ситуация произошла и со столь горячо любимым мною автором – Н. Я. Мясковским, на какое-то время утратившим, а затем вновь нашедшим своего слушателя. Очень хорошо его воспринимают и в Москве, и на периферии. Сейчас Мясковский очень популярен на Западе. Так что я считаю, что это естественный процесс.

– Что бы Вы хотели сказать о Фестивале в целом?

– «Заключительным аккордом» фестиваля и года Т. Н. Хренникова стал грандиозный концерт, прошедший 8 декабря в Большом театре при участии БСО имени П. И. Чайковского под управлением маэстро В. И. Федосеева, который плодотворно сотрудничал с Тихоном Николаевичем. Это великое событие: в течение юбилейного года было исполнено большое число сочинений одного автора. К сожалению, мне как выпускнику Московской консерватории было обидно, что консерваторский фестиваль к 100-летию Т. Н. Хренникова был недостаточно освещен в средствах массовой информации. Хотелось бы верить, что подобным событиям в дальнейшем будет больше уделяться внимания и вкладываться средств в рекламу концертов, дабы проинформировать заинтересованную публику!

Беседовала Марьяна Лысенко,
студентка V курса КФ

№ 1 (135), январь 2014

Выставка в Пушкинском музее

11 декабря Александру Исаевичу Солженицыну исполнилось бы 95 лет. Юбилей великого человека и писателя ознаменовался сразу двумя замечательными событиями: экспозицией в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где с 10 декабря 2013 года до 9 февраля 2014 проходит выставка «Александр Солженицын: из-под глыб. Рукописи, документы, фотографии», и концертом в Большом зале Московской консерватории 10 декабря при участии Алексея Уткина с Государственным академическим камерным оркестром России и народного артиста России Александра Филиппенко.

Небольшой зал Пушкинского музея, расположенный напротив «Итальянского дворика»… Полумрак, светящиеся экраны с ретроспективой фотографий на четырех больших стендах в центре… Письма, черновики, рукописи, картины… Подобная выставка ранее была лишь однажды – в 2011 году в Музее рукописей Мартина Бодмера в Женеве. Тогда она носила название «Солженицын: отвага писать». Новая экспозиция в России проходит впервые.

Торжественное начало в Итальянском дворике – после вступительного приветствия директора Музея Марины Лошак звучит Фантазия Моцарта в исполнении Сергея Воронова. На фоне экрана, где непрерывным потоком меняются фотографии с экспозиции, звучат добрые и важные слова о самом писателе, о подготовке выставки, о необходимости памяти. Среди выступающих – Михаил Швыдкой, Ирина Антонова, Наталия Солженицына… «Мы живы. Кипит наша алая кровь огнем нерастраченных сил», – эти слова американского поэта XIX века Уолта Уитмена вспоминает уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Владимир Лукин, посвящая их всем, кто лично знал Александра Исаевича и сегодня чтит его память. «Для моего поколения – шестидесятников – явление Александра Исаевича было абсолютным шоком: этическим и эстетическим», – говорит Лукин. «Мы увидели перед собой пример человека, который раздвинул привычные границы – и уже перед ним начали дрожать стены. Солженицын – это, прежде всего, человек, который сблизил два понятия: свою личную судьбу и историческую судьбу нашей страны. Такое сочетание художника и исторического деятеля повлияло на каждого из нас».

Уже при входе в зал ощущаешь особую атмосферу, охватывая взглядом тщательно выстроенную композицию выставки. Контрапунктом стали 24 подлинных офорта Рембрандта из собрания ГМИИ имени А. С. Пушкина, обрамляющие весь периметр зала. «Президент Пушкинского музея Ирина Антонова очень хотела, чтобы у выставки обязательно была живописная мелодия», – подчеркивает Наталия Дмитриевна Солженицына.

Г. Гликман. «Матренин Двор»

Особое место занимают четыре художественные работы. Это два портрета: А. Зверева (1978), изобразившего молодого Солженицына, чем-то отдаленно похожего на Пушкина, и Р. Габриадзе (2011), запечатлевшего писателя в конце непростого жизненного пути; знаменитое полотно «Замок святого Грааля» С. Ивашева-Мусатова (1966), друга Солженицына по марфинской шарашке; картина Г. Гликмана «Матренин Двор» (1980) из личного собрания семьи Ростроповичей, несомненно, ставшая центром художественной линии. В ней над усопшей Матреной (Россией!) в глубокой печали застыли хорошо узнаваемые «страдальцы» – А. Солженицын, М. Ростропович, Д. Шостакович и Г. Вишневская, трое из которых в тот момент были изгнанниками, а четвертого уже нет среди живых.

И вот в одном из стеллажей среди рукописей, возле письма Чуковского и томика стихов Ахматовой с дарственной надписью, бросается в глаза знакомый малоразборчивый почерк Дмитрия Шостаковича: письмо Солженицыну. Знакомство двух мастеров состоялось в 1963 году, и, невзирая на жизненные обстоятельства, несовпадение некоторых взглядов, Солженицын и Шостакович неизменно относились друг к другу с большим почтением.

Может быть, и это сыграло свою роль: 10 декабря Большой зал консерватории распахнул свои двери для удивительного вечера под названием «Отраженье в воде», где два имени – Шостакович и Солженицын – соединились. Чем дальше время движется вперед, тем более отчетливыми и значимыми становятся для нас и личные, и творческие пересечения великих людей.

Проект «Отраженье в воде» родился еще в 2011 году, но на больших концертных сценах до сих пор не появлялся. «Крохотки» Солженицына и Прелюдии Шостаковича: миниатюрность форм и бездонность смыслов, литература и музыка переплетались на протяжении полутора часов, превратив концерт в моноспектакль. Единая линия – единое дыхание. Исполнители и авторы идеи Алексей Уткин и Александр Филиппенко вместе с камерным оркестром создали на сцене космическое по своей необъятной глубине действо.

Концерт в Большом зале консерватории

Уже в фойе начинается погружение в творческую атмосферу концерта благодаря нестандартной программке. Перелистывая очередную страничку, обнаруживаешь миниатюрные вкладыши, сначала один, потом еще и еще… Именно на таких листках мелким машинописным текстом распространялись запрещенные долгие годы «Крохотки» первого цикла (1958–1963). В концерте звучали и первый, и второй (1990-е) циклы, перемежаясь прелюдиями Шостаковича в транскрипции для гобоя и струнных Михаила Уткина. Каждый музыкальный номер, будь то прелюдия или скерцо для струнного октета, «разговаривает», продолжая или предвосхищая «крохотку». Не зря именно концертом назвали свой музыкальный моноспектакль авторы: музыка и слово, по традиции этой старинной формы-дуэта, словно наперебой восклицали «солженицынское» – «Пока можно еще дышать после дождя под яблоней – можно еще и пожить!»

И только в конце вечера, как послесловие, как эхо после рассказов «Поминовение усопших» и «Как легко мне жить с Тобой, Господи!» неожиданно зазвучала Ария Баха, словно вторя словам молитвы писателя: «На хребте славы земной я с удивлением оглядываюсь на тот путь через безнадежность – сюда, откуда и я смог послать человечеству отблеск лучей Твоих. И сколько надо будет, чтобы я их ещё отразил, – Ты дашь мне. А сколько не успею – значит, Ты определил это другим…»

Ольга Ординарцева,
собкор «Трибуны»

№ 9 (134), декабрь 2013

Кристина Зарицкая, Борис Борисов (Краснодар), Александр Шляхов

29-30 октября в славном городе Казани состоялась Международная межвузовская научно-практическая конференция «Сетевая журналистика в стиле “АРТ”: проблемы и перспективы». Столица Татарстана сумела привлечь весомое количество участников для обсуждения журналистских проблем, назревших в области искусства. Затронутые вопросы касались всех сфер, где царит журналистика: телевидение, радиовещание, печатные СМИ, а также тем, пограничных с культурологией и социологией. На заседаниях, проходивших в течение двух дней, присутствовали светила научной мысли республики в этой области, а также масса молодых людей, только вступивших на рельсы журналистского ремесла.

Наиболее интересным и познавательным стал именно первый день конференции, на котором разгорелись нешуточные диспуты по поводу персоны арт-журналиста: кто он и какие навыки должны быть непременным атрибутом этой личности? Круглый стол 29 октября, проходивший в Союзе журналистов Татарстана, превратился в подобие «стенки на стенку», где в ходе горячих разговоров определились две команды с четким представлением об арт-журналистике. Высказывались продюсеры, редакторы, маркетологи, менеджеры, сотрудники PR-служб и корреспонденты, волею судеб повязанные культурой.

Заместитель генерального директора, главный продюсер ТВ «Новый век» Миляуша Айтуганова высказала мнение, что фигура арт-журналиста на телевидении должна быть профессиональной (человек с высшим образованием в нужной области культуры). Для Татарстана, как, в общем, и для всей страны, эта проблема оказалась насущной, так как телевидение испытывает недостаток в таких узкопрофильных специалистах. Материал, по мнению главного продюсера, должен подаваться креативно, с огромной долей инновационности, чтобы заинтересовывать и привлекать внимание потенциальной аудитории. В век перенасыщения информацией важно добраться до ума и сердца человека, найти средства выражения, «бьющие точно в цель». Корреспондент сетевой газеты «Бизнес-онлайн», театровед с дипломом ГИТИСа Татьяна Мамаева также поддержала мнение о непременном наличии профессионализма у арт-журналиста, но залогом успеха должно быть еще и наличие практического опыта в затрагиваемой сфере.

Другая «стенка» в лице Антона Шишкина, главреда портала «KazanFirst», склонилась к мнению: «Имеешь опыт – имеешь возможность рассуждать». Такая мысль наткнулась на недовольные реплики сторонников профессиональной оснащенности арт-журналиста. И их можно понять: имея опыт без фундаментального знания, ты рискуешь повести своего читателя-слушателя по ложному пути. Как показывает практика, опыт не всегда тождественен истине.

Накалил обстановку вопрос, связанный с ангажированностью арт-журналиста, которая полностью блокирует критический аспект. «Критикуешь – напарываешься на недовольство, не критикуешь – перестаешь быть объективным», – высказалась Анастасия Нагорнова, пресс-секретарь Казанской консерватории. Дилемма сродни шекспировскому «быть или не быть». Каждый журналист рано или поздно встает перед таким выбором, и зачастую в схватке «деньги vs. правда» истина складывает оружие к ногам валюты – острейшая мировая проблема.

Междисциплинарные стороны арт-журналистики были затронуты в сообщениях, связанных с интертекстуальностью и художественной ценностью материала с точки зрения литературных достоинств. Речь шла и о глобальных культурологических и социологических аспектах. Интертекстуальность в руках журналиста, по словам заведующего кафедрой теории и практики электронных СМИ Елены Дорощук, – средство, помогающее раскрыть в одном временнóм отрезке событие в разных плоскостях.

Далее научный день по стечению обстоятельств свернул в сторону беспросветного пессимизма. Филолог Лия Бушканец высказала мнение о закате литературной критики в связи с отсутствием желания читать, в частности, у молодежи: «Критика ориентирована на читателя, но читателя более не интересует профессиональное мнение о каком-либо литературном явлении». Упадочное настроение подхватила социолог Валентина Фурсова: «Нынешний мир – общество потребления с массовой дезориентацией в области ценностей, традиций и культуры. Тем сильнее возрастает роль профессионального журналиста – воспитывать нравы социума»…

Второй день конференции, которая переместилась в Казанскую консерваторию, был студенческим и не менее дискуссионным. Круг вопросов, волнующий молодых исследователей, начинался с телевизионных коммерческих музыкальных проектов на ТВ и заканчивался блоггерством – «убийцей нынешней журналистики». Московскую консерваторию (Университет) на этом собрании представлял автор этих строк с выступлением на тему «Музыкальная журналистика в контексте вневременных художественных ценностей».

Интереснейшей информацией поделилась Регина Валиуллина, которая окончила магистерскую программу в Англии по направлению «международная мультимедийная журналистика». Журналистика на Западе – ремесло, где отсутствуют жанры, но существует две категории: новость и не новость. Журналист, в том числе и в области культуры, – человек, умеющий собирать, анализировать информацию и аргументировать свою точку зрения.

Краснодарцы Борис Борисов и Кристина Зарицкая поделились с публикой опытом в области создания печатного издания. Ребята практически на голом энтузиазме, собственными силами создают журнал «Точка зрения», где освещаются культурные и околокультурные проблемы. Дизайн, концепт, разработка и поиск материалов, редактура, а также верстка издания – все на плечах этих энергичных молодых людей.

«Кто же ты, господин Арт-журналист?» – вопрос, волновавший до этой встречи и еще более не дающий покоя после нее. Точно не тот человек, который не умеет писать, берущий интервью у людей, которые не умеют говорить, для людей, которые не умеют читать. Прежде всего – это профессионал во всех смыслах данного слова, интуиция которого функционирует, как лакмусовая бумага, безошибочно указывая, кто есть кто и что есть что. Беспокойная личность, не обделенная литературным даром, креативный новатор, твердо стоящий на крепком фундаменте знания с четко выстроенной системой ценностей. Такой «герой» вполне реален, и наверняка он уже среди нас.

Александр Шляхов,
студент V курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

М. Попова, А. Паудяль, Л. Саводёрова

Весь 2013 год отмечалось 200-летие со дня рождения Рихарда Вагнера. Под знаком посвящения немецкому гению 2 декабря в Московской консерватории состоялась Всероссийская научно-творческая студенческая конференция «Рихард Вагнер и мировой оперный театр». Кроме наших ребят в ней приняли участие гости из МГУ имени М. В. Ломоносова, Ростовской государственной консерватории имени С. В. Рахманинова, Российского университета театрального искусства (ГИТИС) и Казанской государственной консерватории имени Н. Г. Жиганова.

Торжественному событию предшествовала долгая подготовительная работа, которую замечательно провела организатор конференции, студентка III курса ИТФ Московской консерватории Мария Зачиняева. За поддержку идеи и самое непосредственное участие в организации и проведении мероприятия нужно поблагодарить проректора МГК по научной работе профессора К. В. Зенкина.

Всего «с трибуны» конференц-зала прозвучало 13 докладов (а Вагнер написал 13 опер – удивительное совпадение!). Наряду с музыковедами в конференции выступали представители Композиторского и Дирижерского факультетов, а также участники из сферы журналистики и художественной критики.

Вагнер – столь многогранная личность, что его просто невозможно рассматривать только с позиций музыковедения и даже с позиций только музыки! Елена Закрыжевская (МГУ) обнаружила черты вагнеровской драматургии в «Волшебной горе» Т. Манна. А Кристина Ищенко (МГК) исследовала «орнитологические мотивы» в творчестве Вагнера. В ракурсе «Зигфрид-анархист» интерпретировала «Кольцо нибелунгов» Полина Полякова (МГУ). Вопросов драматургии «Тангейзера» касался доклад Анастасии Руденко (Ростовская консерватория).

Под «магию Вагнера» попадали многие деятели искусств. Несколько докладов касались вопроса «вагнеровских влияний». Даниил Топилин (Казанская консерватория) рассказал об «Электре» Штрауса в свете музыкальных идей «Тристана». Жанна Бобкова (МГУ) обратилась к теме «Вагнер и Ницше». Доклад о «вагнеровских идеях» в «Пеллеасе» К. Дебюсси представил автор этих строк.

Ряд сообщений был посвящен постановкам опер Вагнера – это доклады Андрея Кудрявцева (МГК), Константина Черкасова (ГИТИС). Своими впечатлениями от постановки «Тангейзера» в Музыкальном театре им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко поделились студентки I курса Московской консерватории Ангелина Паудяль, Маргарита Попова, Лидия Саводёрова. Их «трио» напомнило о трио русалок из «Золота Рейна». Отдельный доклад был посвящен «Меланхолии» Ларса фон Триера (Ксения Ефремова, III курс МГК). Фильм в свое время наделал много шума, и на конференции эта тема тоже вызвала оживленную дискуссию.

В воздухе буквально витал дух творчества, заинтересованности, радовало многообразие тем и точек зрения. При этом царила доброжелательная атмосфера, когда любая мысль допускается к рассмотрению и обсуждению. Например, сообщения аспиранток Казанской консерватории вообще были связаны с Вагнером опосредованно: они были посвящены операм seria Дж. Россини (Лилия Садыкова) и «русским» сюжетам в западноевропейской опере (Евгения Шигаева).

Вагнеровская драматургия повлияла и на характер конференции. Иногда действие неслось мощным симфоническим потоком, иногда (очень редко!) развитие тормозилось излишеством подробностей. А во время дискуссий голос солиста-докладчика становился одним из инструментов «оркестра», который символизировала заинтересованная публика. Была и «лейттема» – огромный вклад Вагнера, масштабность и значимость его личности.

Конференция продолжалась с утра до позднего вечера. Ее творческим финалом стал концерт «Неизвестный Вагнер», организованный силами студентов Московской консерватории, Российской академии музыки им. Гнесиных и Академии хорового искусства им. В. С. Попова. В роли ведущей выступила Мария Зачиняева. Прозвучали транскрипции из опер и малоизвестные фортепианные сочинения композитора. Так студенчество Московской консерватории и других музыкальных вузов страны внесло свой достойный вклад в череду юбилейных чествований Вагнера.

Дмитрий Белянский,
студент II курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Идея этих заметок родилась на концерте консерваторского хора, посвященном 90-летию кафедры. Дирижировал профессор С. С. Калинин. Концерт закончился большой провокацией: было исполнено попурри из советских песен, последним в котором был «Марш энтузиастов» И. Дунаевского из кинофильма «Светлый путь». В наше время – и вдруг коммунистические песни в Большом зале Московской консерватории?! Я с любопытством наблюдала за реакцией публики. Многие улыбались и аплодировали, кто-то кричал браво, а кто-то… свистел. В итоге овация приобрела черты митинга, причем оппонировали друг другу седые интеллигентные люди. И я задумалась….

Мы любим говорить о том, как в годы советской власти по политическим причинам запрещалась музыка неугодных композиторов. Это невеселый исторический факт. Теперь же перегиб начался в противоположную сторону. Достаточно заявить, что автор подвергался гонениям и репрессиям по политическим причинам, и уже это привлекает внимание некоторых слоев аудитории вне зависимости от действительных достоинств произведения. Что это, как не лицемерие?

Теперь мода на антисоветские настроения: без этих убеждений сложно войти в определенные «интеллектуальные круги». Требуется если не поддерживать эти идеи «со всем пылом юности», то хотя бы молчаливо одобрять их. Удивительно, но это в каком-то плане продолжение той самой негласной (или даже гласной) цензуры, против которой так возмущаются эти люди!

На хоровом концерте некоторые слушатели кричали и свистели не из-за качества исполнения (исполнение было очень удачным), а выражая свои политические убеждения. Разве плоха музыка «Марша энтузиастов»? Если оценивать по критериям искусства – очень даже хороша! Среди советских песен есть настоящие шедевры, и таких песен много. Они выросли из коммунистической идеологии, но сами по себе действительно представляют ценность.

Нам никогда не избавиться от взаимодействия искусства и политики? Как бы ни твердили, что искусство живет по своим законам, такая проблема все еще существует. Зачастую то, что нынче называют восстановлением исторической справедливости, на деле является учинением новой несправедливости, просто с другим знаком. Видимо, должны пройти многие годы, прежде чем все успокоится и люди начнут мыслить трезво. А пока постараемся быть мудрыми и не кидаться из крайности в крайность.

Кристина Фисич,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Музыковедение, как и любая искусствоведческая наука, относится к гуманитарной сфере. Но не стоит забывать, что в античной системе музыкальное искусство принадлежало сфере математической, сфере точных наук. Несмотря на существующие разные классификации областей научного знания, кажется, ни одна из них не помещает искусствоведение и математику в один класс. Поэтому и сейчас перед любым музыковедом встает вопрос, кто же он – технарь или гуманитарий, физик или лирик?

В доказательство каждой точки зрения можно привести массу аргументов. В пользу математического уклона говорят не только всяческие вычислительные концепции сочинительства (начиная с мензуральных канонов и заканчивая тотальным сериализмом и электронной музыкой), но и само устройство звуковысотной системы, основанной на естественных числовых соотношениях. За гуманитариев – необыкновенное, необъяснимое воздействие музыки на людей, а также декларируемая возможность выразить ею так называемые «тончайшие движения человеческой души».

Разумеется, это противоречие отражается и в построении учебной программы. В крупном плане она делится на теорию и историю, хотя необъявленно присутствует и практика, например, чтение партитур. Молодой музыковед должен постоянно балансировать между этими сферами, не погружаясь в каждую из них с головой. Как же разрешить такое противоречие?

Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо уяснить – в чем особенности «математического» подхода к музыке. Для большинства людей математика – это лишь методы вычисления каких-либо величин, операции над числами (иногда с помощью калькулятора). Не случайно во многих школах типа ЦМШ математические дисциплины нередко считаются чем-то необязательным, даже мешающим – лучше позаниматься лишних два часа на скрипке! Однако вся эта арифметика, алгебра, геометрия – лишь основа для множества других математических направлений. Сутью и арифметики, и алгебры, и геометрии является союз двух методов – абстрагирования и формализации. Первый из них извлекает из явлений реального мира все наиболее общее (самая понятная абстракция – число), второй – устанавливает правила обращения с этими абстракциями.

Везде, где присутствуют строгие правила, веет духом математического метода. А формально точное определение объектов изучения уже позволяет применять богатейший спектр разнообразных математических приемов. Причем строгое определение вовсе не обязательно ставит какие-то жесткие ограничения (как, к примеру, и строгий учитель!), но четко и исчерпывающе определяет изучаемое явление или объект, причем его четкость и полноту можно доказать формальным рассуждением. Более того, даже неясность дозволено вписать в строгую систему, если определить границы этой неясности (так возникла теория вероятности).

Если в недостатке логичных и логических рассуждений упрекнуть музыковедение нельзя, то единой системы убеждений, служащей основой для таких рассуждений, не существует. И не только в музыковедении в целом, не только в отдельно взятой стране, но и даже в отдельно взятой консерватории. Ввиду отсутствия формальных определений многих вещей, интуитивно вроде бы ясных, даже невозможно перевести одну понятийную систему в другую. А мысль, высказанная Станиславом Лемом в его литературоведческом труде «Фантастика и футурология», актуальна и для музыковедения: «…в гуманитарных науках <…> все еще господствует тенденция (напоминающая религиозные войны Средних веков) универсализации в качестве исследовательского направления единой первоначальной школы, из-за чего любые попытки помощи со стороны других научных дисциплин воспринимаются не как вмешательство с целью устранения отдельных устарелых методов исследования, а как агрессия, направленная на уничтожение самой гуманитарной науки».

Но все же не существует коренных препятствий, которые делали бы невозможной формализацию и сопоставление различных музыковедческих теорий. Построение модели человеческого восприятия музыки непременно произойдет, пусть и не в самом ближайшем будущем. Следовательно, и новая, математическая стадия в музыковедении – впереди.

Михаил Иглицкий,
студент IV курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Что будет с нашими музыкальными вкусами через 50 лет? Такой вопрос касается, увы, не только вкуса. Он затрагивает и другие проблемы, которые делают его более сложным и даже неразрешимым. Что имеется в виду? Прежде всего, процесс человеческого восприятия, художественный конфликт «отцов и детей» и, конечно, эволюция самой музыкальной культуры.

Вопрос вкуса волнует меня и как музыковеда с позиции «а что люблю я?», и как слушателя – идеального, чуткого ко всему новому, восприимчивого к многообразию музыки не только «классической» (академической), но и к культурам далеких стран, равно как и к музыке электронной, року, джазу, поп-музыке. У всех есть свои пристрастия, симпатии и непримиримые антипатии. Например, можно обожать музыку Ренессанса, недолюбливать Чайковского и слушать русский рок. Комбинации могут быть любыми. Но для меня – не важно, к чему относится то или иное произведение звукового искусства.

Часто со стороны старших поколений можно услышать упреки по поводу увлечения рок-музыкой. Их доводы о губительном воздействии таковой просто ужасны: рок депрессивно влияет на психику, он деструктивен по отношению к живым тканям на клеточном уровне. Всем известные исследования с растениями дали однозначные результаты: Моцарт наполняет жизнью, а рок – убивает, подопытное растение после неоднократного прослушивания рок-композиций практически увядало на глазах. Главный вывод: слушать нужно только «Классику»!

А что если поставить тем цветочкам симфонии Малера или дать послушать «Воццека»? По сравнению с творчеством некоторых рок-групп, эта музыка XX века – «адские» звуки. И какая рок-музыка использовалась в экспериментах – это тоже важный вопрос. Ведь существует множество градаций даже внутри одного «металла»: хэви, дэд, дум, блэк, нью… Некоторые композиции самых «левых» из них действительно не вызывают ничего кроме головной боли. Но определять всю рок-музыку как негативное явление – полнейшая глупость.

Важно другое. Если в музыке есть настоящее чувство, смысл, идея (общечеловеческая, философская, лирическая) – неподдельное содержание, направленное на душу и разум человека, выраженное с мастерством, то не есть ли именно это настоящее искусство? И на вопрос «неужели вы любите рок?» можно ответить только однозначно так: «Я люблю музыку как искусство звуков, наполненное смыслом. И тогда – музыка либо хороша, либо нет». Других ответов я не нахожу.

Возвращаясь к вечной теме «отцов и детей», задумаемся о восприятии. Что если через 50 лет, когда у наших детей появятся внуки, мы будем говорить молодежи то же самое, что сейчас старшие твердят нам?.. Что если разум человека активно воспринимает новую информацию только в молодом возрасте, а спустя годы восприятие нового сильно затрудняется и уже мы, почтенные люди, будем обвинять своих детей в бездуховности? И приводить им в пример своих кумиров молодости, в искусство которых мы влюбились еще тогда?

Остается надеяться, что наше музыкальное образование поможет нам на более долгий срок сохранить свежесть восприятия и способность тонко чувствовать любое проявление музыкального искусства. И такая надежда жизненна, она может реализоваться. Главное, не замыкаться в рамках чего-то одного, в рамках узкопрофессиональных или пристрастно вкусовых.

А что касается популярной музыки, то одним из главнейших недостатков считают ее излишнюю доступность. Но песня песне рознь. Как одна из древнейших форм музицирования, она никогда не исчезнет, именно в силу своей доступности. Так же, как и песни Шуберта – песни рок-исполнителей имеют не меньшую весомость для культуры. Как и во времена Шуберта были «плохие» композиторы, о которых мы не вспоминаем, так и сейчас существует некачественные подделки уже под рок-искусство.

А в том, что любить нам всегда «будет что» – можно не сомневаться! Ведь и во времена Баха говорили, что его музыка – полнейший тупик, конец развития искусства, причем критики как всегда обращались к прошлому. Главное, не пропустить мимо ушей и сердец того важного, прекрасного, что может затеряться на целый век в груде нотных партитур, а в современном мире – в груде дисков, флэш-карт и других разнообразнейших носителей информации…

Марина Валитова,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

В Московском международном Доме музыке прошел VII Московский музыкальный фестиваль «Владимир Спиваков приглашает…». Он был приурочен к 10-летию Национального филармонического оркестра России, созданного В. Спиваковым, – за это время коллектив получил признание на родине и за рубежом, сотрудничал с выдающимися исполнителями. Помимо НФОР в фестивале приняли участие камерный оркестр «Виртуозы Москвы» и французский Национальный оркестр Капитолия Тулузы, которым руководит выпускник Санкт-Петербургской консерватории Туган Сохиев.

В нынешнем сезоне оркестр решил почтить память трех великих русских дирижеров – Е. Мравинского, К. Кондрашина и Е. Светланова, посвятив каждому из них концерт. Для первой программы В. Спиваков выбрал музыку Р. Вагнера, Г. Малера и Д. Шостаковича, расположив их в хронологическом порядке. Во многом этот выбор отвечал личным пристрастиям маэстро: «Для меня важно не количество фестивальных концертов, а возможность показать Москве то, что я люблю я сам: что-то новое, разнообразное по жанрам и стилям, уникальное, талантливое». Личные интересы дирижера положительно сказались на исполнении: оркестр звучал очень профессионально, а сам Спиваков сопереживал каждой сыгранной ноте.

Открыли вечер два эпизода из оперы Вагнера «Тристан и Изольда» – Вступление и Смерть Изольды. Сначала «бесконечные мелодии» немецкого композитора погрузили слушателей в идеальный мир, полный искренних чувств, а переклички у струнных рождали аллюзии призывов влюбленных. Второй эпизод образовал резкий контраст – оркестр звучал драматично и страстно, искусно сплетая вагнеровские темы «блаженной смерти» и «пламенных объятий». Музыканты сумели донести до слушателей настроение великой оперы.

В трагическом вокальном цикле «Песни об умерших детях» Малера солировал прославленный бас-баритон Маттиас Герне (Германия). Учитывая содержание текста и характер музыки, перед исполнением голос диктора попросил присутствующих слушать песни самым серьезным образом. Солист и оркестр постарались передать состояние боли и скорби, мысли о невозвратных утратах. Из-за суеверия многие певцы не берутся за столь драматичный цикл, однако М. Герне включил его в свой репертуар. Артиста три раза вызывали на поклон, наградив долгими овациями.

Во втором отделении прозвучала Пятая симфония Шостаковича. Оркестр очень тонко прочувствовал и отразил эмоциональные сферы произведения – пафос, скорбь, гротеск, иронию. Правда, некоторые страницы первой части звучали излишнее нервно, но самой удачной показалась последняя часть: оркестр исполнил ее с поистине гигантским размахом.

Публика долго не отпускала коллектив со сцены, и музыканты сделали ей подарок: исполнили на бис антракт к опере Шостаковича «Катерина Измайлова». Хорошо, что у слушателей есть такая прекрасная возможность – насладиться любимыми произведениями. Прекрасная организация и обстановка Дома музыки позволяет устраивать грандиозные концертные программы с участием выдающихся музыкантов.

Надежда Травина,
студентка I курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Каждый год в ноябре в Московском Доме композиторов приветливо распахивает свои двери фестиваль «Московская осень». А 17 ноября в рамках фестиваля Москву посетила Филармоническая хоровая капелла «Ярославия». Выступление капеллы совпало с ее личной круглой датой: «Ярославии» в октябре исполнилось 10 лет.

Программа концерта представляла собой спектр русской современной классики хорового письма. В первом отделении звучала преимущественно музыка духовная: «Бог» Д. Дианова (стихи Г. Державина); «Научи нас, Господи, так счислять дни наши» Н. Барковской; Четыре хора памяти С. В. Рахманинова («Отче наш», «Божиим светом Твоим», «Помышляю день страшный», «Тебе поем») Е. Земцова; «Траурные каноны» (памяти Л. Н. Калужского) А. Агажанова; «Псалом. Триптих Николаю Чудотворцу» М. Петухова. Несколько выделялись на этом фоне светско-философское произведение В. Рябова «Прогулки по тональностям» и кантата для смешанного хора на стихи Ю. Балтрушайтиса. Второе отделение состояло из сочинений, основанных на исконно русских народных мотивах: «Ты пчела ли, моя пчелынька» А. Киселева; «Старинные русские напевы» А. Таракановой; концерт для хора «Из лирики русской свадьбы» И. Якушенко.

«Московская очень» – это в первую очередь калейдоскоп модных тенденций в композиторских исканиях. Порой творцы века нынешнего сметают границы разумного на своем пути, но не в этот раз. Концерт капеллы оставил ощущение свежести, а главное – единства новизны и традиций. Каждое из сочинений стало важной ступенькой в копилке музыкального опыта. Несмотря на «консерватизм» темы (духовная область очень непроста для небанального воплощения в музыке), композиторы, к творчеству которых обратился художественный руководитель и главный дирижер «Ярославии» Владимир Контарев, сумели не только остаться на борту стремительно убегающего временного корабля, но и найти свежее звучание в рамках вековых традиций русского хорового пения.

И, конечно восприятие публикой нового, неизвестного, в первую очередь зависит от того, насколько качественным будет исполнение. «Ярославия» не просто механически озвучила написанные ноты – в хоровой ткани жила музыка. Энергетические импульсы дирижера мгновенно отражались в гибкой изменчивости нюансировки.

А самым важным моментом концерта стал с блеском исполненный концерт Игоря Якушенко «Из лирики русской свадьбы». «Ярославия» впервые вынесла это сочинение на суд публики еще 5 лет назад, и с тех пор оно вошло в репертуар хора. Сегодня редко можно полностью услышать это произведение, со сцены чаще исполняются отдельные номера. Однако именно целостное звучание партитуры открывает всю полноту и красоту идеи и ее воплощения в хоровом концерте.

…«Московская осень» разнолика. Ультрасовременная, полная самых неожиданных идей, трактовок, тембров. Но всегда останется ценным обращение к традиционным жанрам и формам – если исполнение будет не только профессиональным, но и по-настоящему искренним.

Ольга Ординарцева,
студентка V курса ДФ