№ 9 (116), декабрь 2011

Cубботним вечером 22 октября слушатели стали участниками «Сказочных странствий» (так назывался концерт современной эстонской музыки в Рахманиновском зале). Произведения Лепо Сумера, Арво Пярта и Урмаса Сисаска наполнили зал фантастическими образами, удивительными мягкими загадочными созвучиями. Программа концерта была составлена очень органично – каждая последующая пьеса воспринималась как новый этап одного сказочного путешествия, обрамленного «звездными» композициями У. Сисаска – «Южное небо» и «Северное небо». Таинственный мир музыки словно создавал аллюзию старой истории о Пер Гюнте, но в свежих красках современного минимализма, апофеоз которой воплотил последний номер музыкального вечера – Пьесы из цикла «Северное небо» Урмаса Сисаска.

О творчестве этого композитора программка концерта гласила: «Используя соотношения траекторий планет Солнечной системы, Сисаск создал так называемую космическую музыкальную грамоту, в которой девять нот носят латинские имена планет Солнечной системы, и даже придумал специальную клавиатуру – клавиатуру Вселенной. С их помощью он пишет свои произведения, посвященные и подсказанные звездами». Действительно, тихие звучности, скромная фактура, сдержанная динамика и внутренняя статика его произведений погрузили весь зал в созерцание воображаемых блеклых и далеких созвездий.

Каждая из пьес цикла «Северное небо» озаглавлена именем созвездия, которое у автора ассоциируется с определенным состоянием, обозначенным через дефис: Персей-Медитация, Водолей-Сон, Андромеда-Сила, Волопас-Кружение и т. д. С одной стороны, композитор направляет фантазию слушателей, с другой – раскрывает свои ощущения космического мира. Пьесы разворачиваются непрерывно, плавно перетекая одна в другую, подобно любопытному взору, блуждающему по звездному небу в поисках знакомых созвездий. Рождение каждой ясной интонации, словно вытекающей из зыбких звуковых масс, подобно просветлению в запутанном звездном мире.

Цикл был дополнен визуально – хореографией. Декорации из огромных прямоугольных плит, стоявшие весь концерт на сцене, словно ожили после долго сна – они наполнились переливами света ярких цветных прожекторов и движениями танца. Два танцора воплощали противоположности: статика и динамика, пассивность и активность, безволие и сила, старость и молодость, раскаяние и соблазн. Условные движения танца в стиле модерн, постоянные чередования сольных номеров, продиктованные контрастными сменами настроений пьес, отсутствие сюжетной канвы не конкретизировали видимое, позволяя каждому сидящему в зале понимать происходящее на сцене субъективно.

Единственным драматическим моментом действа стали два последних номера, где танцоры соединились. Сцена, наполненная глубоким сакральным смыслом, была подобна спору двух противоположных начал. Камнем преткновения стала монашеская сутана, которую танцоры после каждого квази-конфликтного столкновения передавали друг другу подобно жребию. Они словно отправлялись с ней в духовный путь, чьим символом стали прямоугольные плиты декораций: танцоры с грохотом роняли их на пол, а потом очень осторожно, как по раскаленными углям, по ним проходили. Объединение противоположных начал завершило композицию – персонажи сплелись в единую фигуру, подобно главной и побочной партии в репризе сонатной формы после сложнейшей разработки…

Единение инструментальной музыки и танца давно достигнуто в балете. Но данная композиция несла в себе и что-то свежее. Это было взаимодействие видимого-слышимого на пороге новой концертной традиции.

Ковалева Елена,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (114), октябрь 2011

Прохладным осенним вечером 2 октября в театре «Новая опера» шла опера Леонкавалло «Паяцы». Зал был переполнен. Причина ажиотажа заключалась не только в популярности этой оперы во всем мире уже на протяжении более ста лет, но и в выступлении в главной роли знаменитого русского тенора Владислава Пьявко.

Приходя в «Новую оперу», традиционных трактовок ожидать не приходится – в этом театре режиссеры всегда поражают неожиданностью решений, зачастую идущих вразрез с оригиналом. Но не в этот раз! Подход финского режиссера Кари Хейсканена нисколько не исказил смысл веристской оперы. Вот как он сам описал свой замысел: «…Что касается концепции… я решил ввести в спектакль съемочную группу… Для меня кино и телевидение – неотъемлемый и очень важный элемент современной жизни… телевизионная камера для меня – это воплощение современного дня. Текст не претерпел ни малейших изменений. Все, как 110 лет назад. Мы убрали только исторический аспект, изменили место и время. Получается, что все основные изменения касаются формы, а не содержания».

Скромные декорации сцены представляли собой обычную рабочую обстановку киностудии. Так, в первом акте на сцене присутствовали только беспорядочная куча складных стульев, низко опущенный ряд прожекторов и деревянный каркас лестницы с колоннами на заднем плане. Более яркими и подвижными декорации были во втором акте: передвижные макеты кафе и спальни красочно-едких тонов, то опускающийся, то поднимающийся ряд прожекторов. Они дополняли суетливый процесс киносъемки.

Новые амплуа получили и главные герои. По замыслу режиссера уличный актер Канио превратился во владельца провинциальной киностудии, знаменитость и суперзвезду мыльных опер. Он, как и другие исполнители, был одет в современные одежды. Но ни костюмы, ни декорации долгое время не давали зрителям ясного представления – где и когда происходит действие. И лишь во втором акте появившийся оператор с камерой в руках расставил все по местам. Это поистине ценная находка режиссера: прямая видеотрансляция разворачивающегося на сцене съемочного действа с проекцией крупным планом на большой экран в левом углу сцены вкупе с музыкой ввергла публику в океан эмоций!

Актеры пели просто хорошо, и вначале ничего не предвещало каких-либо чудес, столь ожидаемых каждым во время оперного спектакля. Недда в исполнении заслуженной артистки России сопрано Эльвиры Хохловой получилась очень реалистичной – актриска популярного спектакля, не задумывающаяся глубоко о проблемах в жизни и легкомысленно предающаяся своим увлечениям. Ее голос весьма соответствовал образу – без яркого тембра, легкий, мягко-блеклый в низах и звенящий в кульминациях. Певица прекрасно воплотила разнообразие притворных настроений героини: в сценах со своим мужем – равнодушная и ироничная, с калекой Тонио – надменная… Кульминацией в развитии образа стал ее дуэт с возлюбленным Сильвио. Режиссер отразил низость чувств любовников, поставив их на колени – весь дуэт они ползали по полу подобно животным.

В том же ключе был решен и образ Тонио в исполнении баритона Анджея Белецкого. Грубая уличная косуха и бандана сделали и без того подлый персонаж еще более неприятным публике.

(далее…)

№ 6 (113), сентябрь 2011

Словно в остросюжетном фильме разворачивались этим летом события конкурса Чайковского. Целых две недели мы напряженно следили за происходящим. Непредсказуемые решения жюри периодически шокировали искушенную публику, лишая надежды на победу ее кумиров. Особенно остро дебаты развернулись вокруг пианистов, где до III тура дошли неожиданные для слушателей претенденты.

Начало положено…

Необычайно интересным и насыщенным был уже первый день I тура: все шесть участников представляли Россию, что, безусловно, приятно. Тем более что слушатели, которые не были на открытии конкурса, смогли, наконец, насладиться атмосферой обновленного Большого зала – уже само пребывание в его стенах наполняло чувством радости и вдохновения. Каждый из исполнителей отличался особым творческим амплуа и с максимальной отдачей стремился передать слушателям свое слышание произведений великих мастеров.

Особую интригу еще до начала выступлений создавало участие под № 3 самой молодой пианистки – Екатерины Рыбиной. Ведь для 16-летнего музыканта уже сам факт участия в состязания такого уровня, возможность выступления на «священной» сцене Большого зала в присутствии пианистов мирового уровня – невероятно сильный стимул для дальнейшего творческого совершенствования.

Глубиной и наполненностью отличились выступления Евгения Брахмана и Марии Третьяковой. И дело не только в том, что оба музыканта за свою недолгую музыкальную карьеру уже успели выступить со многими европейскими оркестрами в лучших концертных залах мира. Программа, которую они представили для первого тура, особенно заключительные произведения (Е. Брахман завершил свое выступление Сонатой № 2 си-бемоль минор С. Рахманинова, а М. Третьякова – Вариациями на тему Корелли того же автора), свидетельствуют о творческой зрелости исполнителей.

Необычайный восторг публики вызвало выступление Александра Синчука. Молодой пианист (ему 22 года), который в этом году закончил Московскую консерваторию и только начинает самостоятельную, по-настоящему взрослую творческую жизнь, поразил слушателей безукоризненным с точки зрения техники и внутренней осмысленности исполнением Сонаты ля минор D. 784 Ф. Шуберта, пьес Чайковского «Размышление» и «Вальс-скерцо». А интерпретация Седьмой сонаты Прокофьева вызвала бурные овации публики.

(далее…)

№ 6 (113), сентябрь 2011

«Я принадлежу к тому направлению в русской музыке, которое, независимо от композиторского стиля, обычно обращается к очень серьезным проблемам: философским, религиозным, моральным, проблемам духовной жизни личности, ее взаимоотношениям с окружающим миром, проблемам красоты и ее соотношений с реальностью, так же как проблемам благородства и значимости в человеческих существах и в искусстве и отношениям между духовным и бездуховным…» – писал композитор Николай Корндорф (1947-2001) в своей автобиографии, опубликованной в одном из американских журналов.

Н. С. Корндорф был воспитанником московской школы. Родившись в семье немузыкантов, он прошел обучение в Мерзляковском училище и окончил консерваторию по двум специальностям – композиции в классе С. А. Баласаняна и оперно-симфонического дирижирования в классе Л. М. Гинзбурга. Прожив последние десять лет в Канаде, он так и остался русским композитором, до конца своей жизни сочиняя музыку, пронизанную интонациями русского фольклора и знаменного распева.

Николай Сергеевич был очень талантливым педагогом. За 18 лет в его индивидуальном классе по чтению партитур и инструментовке обучалось около 70 студентов, среди которых композиторы С. Жуков, К. Уманский, В. Рябов, С. Дмитриев, Е. Чемберджи, А. Серпер, И. Вискова, С. Загний, музыковеды Н. Ксенофонтова, Н. Алексеенко, Е. Николаева, Т. Старостина, Н. Плотникова, дирижеры В. Понькин, В. Блинов, В. Кожин, И. Головчин, П. Коган. Многие из них очень хорошо известны как ведущие деятели современной исполнительской культуры и преподаватели консерватории. Из воспоминаний некоторых из них я и составила портрет Н. С. Корндорфа-педагога.

В этом году исполняется десять лет со дня смерти Николая Корндорфа, но в памяти его учеников и коллег он так и остался не просто всеми уважаемым человеком, но и высоким, красивым, умным, молодым…

Елена Ковалева,
студентка IV курса ИТФ

№ 5 (112), май 2011

Музыка – истинная волшебница, а опера – ее старшая дочь. Прекрасные впечатления, которые дарит хороший оперный спектакль, поистине мало с чем могут сравниться! А тут важно все: и либретто, и музыка, и режиссерская работа, и декорации, и, конечно же, игра и голос исполнителей. Любая их этих деталей в спектакле может превратиться в «ложку дегтя в бочке меда».

Захваченная бескрайней любовью к опере, я посетила все оперные театры Москвы, но только один их них оставил в памяти моей незабываемые впечатления. Это – Геликон-опера. Все меня здесь поразило: свежая, но очень музыкальная режиссерская трактовка давно известных опер, энергичные актеры, первоклассные игра и пение, костюмы и декорации, соответствующие действию и сюжету. В воспоминаниях до сих пор живы сцены Любаши из «Царской невесты» – в страстном исполнении Ларисы Костюк эта роль казалась заглавной в опере. Или «Борис Годунов» Мусоргского: Гришка Отрепьев и Юродивый, по замыслу Бертмана, соединялись в один сложный персонаж, приобретая вселенски-трагический облик. Такой режиссерский ход мастерски усугубил драматизм оперы.

К великому моему сожалению, время идет и исполнительские кадры в оперном театре меняются. Сейчас в Геликоне поют уже не те первоклассные певцы, да и играют они не так превосходно, как раньше. Всего одна деталь изменилась в этом отлаженном механизме – стала иной площадка. В результате ушли люди и действие волшебства постановок значительно ослабло. Но надежда умирает последней, и будем веримть в то, что придут новые исполнители, которые достойно восполнят утраты, и театр будет по-прежнему покорять своих посетителей прекрасными постановками.

Елена Ковалева,
студентка III курса ИТФ

№ 5 (112), май 2011

Истинное искусство – это таинство собрания, которое так давно забыто людьми. Именно оно и свершилось 5 марта в Рахманиновском зале. А поводом стал концерт клавесинной и камерной музыки эпохи барокко, организованный вдохновенным музыкантом и замечательным педагогом, доцентом консерватории Т. А. Зенаишвили.

Класс Татьяны Амирановны необычный. В нем студенты Историко-теоретического, Дирижерского и Фортепианного факультетов обучаются параллельно со своей специальностью. Но пестрая программа концерта показала, что подход к своему «хобби» у них самый что ни на есть профессиональный.

Первое отделение – «В итальянской манере» – открыло выступление опытной клавесинистки, аспирантки ИТФ Софьи Гандилян. Исполненная ею Седьмая токката из II книги токкат Джироламо Фрескобальди погрузила публику в атмосферу далекого XVII века. Изысканными украшениями концерта стали ансамблевые номера. Так, сопрано Варвара Чайкова спела под аккомпанемент Марии Одинцовой сложнейшую арию «Cosi me disprezzate» («Вы презираете меня») в непривычной для нас аутентичной манере без вибрато. Иного характера была Соната соль мажор для двух флейт и continuo И. С. Баха: виртуозное исполнение Ольги Дедюхиной и Жанны Тереховой в ансамбле с С. Гандилян привело публику в полный восторг. Концерт ре минор А. Марчелло в обработке И. С. Баха очень эмоционально сыграла Елена Лагутина. Под ее пальцами клавесин превратился в невероятно певучий инструмент, особенно в Adagio. Итальянский концерт фа мажор И. С. Баха прозвучал в великолепном исполнении Веры Алмазовой.

(далее…)