Счастье в кленовом лесу
№ 5 (27), май 2001
Нынешняя весна — новый виток спирали годового круга — принесла с собой не только тепло, цветущую красоту природы, радужное настроение, но и новые театральные впечатления: вслед за пронесшейся в стремительном вихре «Золотой маской» стартовала «Театральная олимпиада», от которой любители и профессионалы ждут новых постановок, открытий, талантов. «Маска» же выявила лучшие достижения предыдущего года во всевозможных театральных жанрах, подарив и нам, музыкантам, немало приятных минут.
Меня, с недавних пор интересующуюся современным танцем, привлек хореографический вечер в начале фестиваля, представлявший сразу два коллектива: екатеринбургские «Провинциальные танцы» (хор. Т. Баганова) и «Игуан-дэнс студию» из города на Неве (хор. М. Иванов). С творчеством «Провинциалов» я познакомилась еще в прошлом сезоне, когда они буквально перевернули мое представление о танце, пластике, движении постановкой «Свадебки» Стравинского. В этом году они привезли новый спектакль «Кленовый сад», которого я ждала, как манны небесной, надеясь удостовериться в своем отношении к этой небольшой, но очень ладной и симпатичной группе танцовщиков. О загадочном «Игуане» я не знала ничего, кроме того, что их композиция называется «Счастье».
И вот — я сижу в центре партера театра Моссовета и жду. Сейчас начнется… Пролетело первое отделение… Восторг… Антракт… Медленно и невероятно скучно текут минуты второго спектакля… Хвала небесам — закончился… Теперь можно поразмыслить и сравнить.
Оказывается, вещи несравнимые. «Кленовый сад» дарует впечатление чудесной сказки, которая частицей своей обязательной правды рождает ощущение абсолютной реальности, заставляет задуматься над собой и над всем, что происходит вокруг… «Счастье» шокирует дуростью, отсутствием всякой красоты и оставляет довольно неприятный мерзкий осадок где-то в глубине живота. Первый спектакль хочется «прокрутить» перед глазами еще раз, может быть еще и еще, остановиться на незамеченных вначале деталях, глубже проникнуть в смысл происходящего, о втором же не хочется даже и помышлять…
В композиции Татьяны Багановой, которая по итогам фестиваля получила Золотую маску за лучшую хореографию (!), каждый эпизод сообразуется с соседним необычайно гармонично, выстраивает тонко продуманный ассоциативный ряд и складывается в несказанно красивую череду сюжетных нитей, событий, приводя к финальному катарсису. В равновесии находятся все составляющие этого синтетического действа — чарующий, всегда несколько приглушенный свет, очень естественное художественное оформление, элегантная простота костюмов танцовщиков, наконец — необыкновенно «живой», качественно выполненный визуальный ряд (пластика-танец) и включающаяся в общий эмоциональный поток, состоящая только из «природных» элементов музыка. И при этом — атмосфера предельной раскованности с аллюзией на некое обычное, бытовое происшествие.
Идея «Кленового сада», на мой взгляд, очень близка, и в то же время необходима нашему современнику — идея жертвенной любви в мире, где человек и природа представляют некое единство, где одно не живет без другого, более того — одно существует благодаря другому. Об этом на протяжении спектакля нам постоянно напоминают символические персонажи — девушка с ножницами, «волшебница» с маленьким фонариком, предметный (жертвенное дерево) и музыкальный планы композиции: звуки ночного леса (наверное, все же, сада), «фоновое» пение и звучание реального голоса на сцене. Магистральная линия в спектакле, естественно, хореографическая. Подобной изобретательности, неповторяемости или, напротив, повтояемости с особым умыслом (например, прием «кадра наоборот»), подобного многообразия внутри целого, логической связи движений, подобной красоты пластики, наверное, не сыскать в современном танце. Танец здесь завораживает, притягивает, ни на минуту не отпускает, на глазах превращается в магический, почти обрядовый.
Невыгодно отличается от «Кленового сада» пресловутое «Счастье». А la космическая тематика с противопоставлением суетного (людишки с буратиньими носами) и вечного (некое символическое существо в форме надутой подушки, при движении издающей отчетливо целлофановый шелест) была представлена несколько «убоговато». Явно не получалось танцевать: это был, скорее, своеобразный вид бега с препятствиями, изредка прерываемый ползаньем по полу и quasi-балетным оттягиванием носка. «Ужимки и прыжки» сопровождались кадрами фильма «Первый полет человека в космос», проектируемого на экран, и жутким полистилистическим, видимо считающимся музыкальным, коллажем, куда питерские «таланты» умудрились впихнуть и музыку величественного барокко, и советскую массовую песню. Наповал сразил «любовный дуэт» главных героев (инженер-конструктор и дама в пионерской форме) под музыку медленной части Итальянского концерта Баха. Полной околесицей показался финал, где в воздухе смешивалось сразу несколько бодрых советских мотивчиков, а участники «балета», стоя на авансцене, вдумчиво и серьезно вглядывались в зрителей (прием довольно избитый на театральных подмостках). После такого любой, пожалуй, задумается над темой истинности и мнимости искусства. Так случилось и со мной…
Напоследок — простой вывод: спасибо за прекрасную работу «Провинциальным танцам», а «Счастья» нам такого, пожалуйста, не надо.
Екатерина Некрасова,
студентка III курса
В Москве рядом с большими концертными залами, помнящими громкие имена, существуют камерные, скромные, но необычайно уютные. Располагаются они часто в домах-музеях, где бережно хранят каждый предмет, царят тишина и спокойствие, где при входе на вас надевают мягкие тапочки, и вы ходите по комнатам с таким чувством, будто их обитатель вышел на прогулку и вот-вот вернется.
Отзвучали концерты «Московской осени» — фестиваля современной музыки, вписавшего в музыкальную летопись столицы новые страницы. Среди океана премьер, открытия новых имен. разбушевавшихся музыкальных страстей, нахлынувших идей вдруг оказался чудный островок «старого» искусства, не вписывающегося в традиции профессионализма и мало кем слышимого. То был этнографический концерт, состоявшийся 22 ноября в Большом зале Дома композиторов. Публике были представлены два народных коллектива Ставрополья и Тамбовской области, привезших с собою частицу незнакомой нам музыкальной культуры русского религиозного сектанства.
Структура вечера отличалась от давно негласно принятого на этнографических концертах чередования протяжных и «частых» песен, когда серьезная, эмоционально насыщенная лирика или притягательная, полная магических подтекстов обрядовая песенность прослаиваются исключительными по открытости, темпераментности, динамичности песнями с движением. Здесь все было иначе. Основу программы составили духовные псалмы, смысл и назначение которых подробно комментировались доктором искусствоведения Серафимой Евгеньевной Никитиной. Для публики и выступающих в концерте не было привычной связи через систему «аплодисментного общения». По заранее обговоренному плану аплодировать разрешалось лишь в конце отделений, каждое из которых длилось более часа! Обратили на себя внимание некая замкнутость сценического пространства и, в связи с этим, нарушенный эмоциональный контакт с залом. То, что происходило на сцене, носило характер сакрального действа, к которому сидящие в зале приобщались, как бы заглядывая сквозь окно в закрытую комнату. Канал общения открылся лишь раз в конце первого отделения, когда одна из участниц духоборческого коллектива, обратясь к залу, сказала: «Ну, если вы не торопитесь, мы споем «Я встретил розу». Зал разразился аплодисментами, почувствовав теплоту тона и, попутно, смену музыкального жанра.
Однако, несмотря на необычность, концерт воспринялся легко, благодаря мастерству исполнителей и необыкновенно интересному, редчайшему музыкальному материалу. Особенно впечатлило певческое искусство молокан. То, что исполнял коллектив, до сих пор хранится в актуальной устной традиции и, как и в прошлом, обладает яркими индивидуальными свойствами. Прежде всего — это богатое многоголосие с четкой выраженностью функций голосов и характерное, чрезвычайно долгое распевание духовного текста в строфе с целью скрыть от сторонних слушателей его смысл.