№ 2 (163), февраль 2017

С 1997 года в театре «Геликон-Опера» идет спектакль «Кофейная кантата» на музыку И. С. Баха в постановке Олега Ильина. Кантата исполняется на немецком языке. Афиша гласит: «Музыкальные сеансы с дегустацией кофе». И действительно, в камерной обстановке зала «Покровского» зрителей ожидают места за столиками, где во время спектакля должны появиться чашки с ароматным напитком.

Вы не увидите здесь исторических платьев: на всех действующих лицах строгие черные костюмы, белоснежные фартуки и колпаки – ведь не только слуга, но и Стародум с дочерью Лизеттой занимаются приготовлением кофе. Половину спектакля артисты мелят зерна, натирают до блеска посуду, варят кофе и разливают его по чашкам, которые затем Слуга разносит зрителям, учтиво сопровождая угощение немецкими фразами в духе Bitte schön! Здесь нет возвышающейся сцены, музыканты располагаются позади актеров – пространство зала не разделено на две части, благодаря чему публика словно вовлекается в происходящие события.

По дороге на спектакль я несколько тревожилась за барочную музыку: как будет звучать кантата в современном театре, не специализирующемся на аутентичном исполнительстве? Однако опасения оказались напрасны: никакого огромного оркестра мы не увидели, инструменталистов оказалось четко по одному человеку на партию. По сути, даже не было дирижера в современном понимании: Михаил Егиазарьян руководил исполнением, как в старые времена – сидя за клавесином. Не помешало и то, что в силу обстоятельств в качестве клавесина использовали синтезатор.

В целом звучание не было перегруженным, музыканты старались соблюдать барочную стилистику, пусть даже на современных инструментах. Особенно порадовало исполнение континуо – партии, включающей инструментальный бас (звучавший на виолончели) и гармонию на клавесине. Певцы, в особенности сопрано, понравились меньше: все же академическая выучка Лизетты, с широким вибрато (чрезмерным для музыки той эпохи), давала о себе знать. Со стороны других инструменталистов мне, как человеку искушенному в области аутентичной игры, не хватило остроты, звонкости, четкости артикуляции. Однако вряд ли стóит в чем-то винить артистов – скорее, нужно пожелать нашей музыкальной культуре большей осведомленности в делах исторического исполнительства, которое давным-давно активно развивается на Западе и делает отдельные, редкие, но,надеюсь, твердые шаги в России.

В постановке хотелось бы больше действия: если во второй половине спектакля публика в ожидании своей очереди была занята наблюдением за тем, как Слуга разносит кофе, то в начале не было ничего примечательного, кроме приготовления напитка и перебранки отца с дочерью. Однако Елена Семенова, исполнявшая роль Лизетты, оживляла происходящее различными деталями: время от времени она поворачивалась к оркестрантам, дирижируя ими или же показывая снятие в конце фразы. Весьма интересно был обыгран заключительный терцет: в лучших традициях барокко певцы все вместе встали у пюпитра с нотами и под руководством Лизетты принялись музицировать, перелистывая странички и словно на ходу выбирая, что бы теперь спеть.

Может показаться странным то, что консервативный отец Стародум, который всеми возможными способами пытается запретить дочери пить кофе, считая его вредным, сам участвует в приготовлении напитка и привлекает к этому Лизетту. Соответствует ли такое сценическое решение мировоззрению героя? С другой стороны, с самого начала спектакля звон посуды и варка кофе на виду у публики оживляют обстановку, делая ее реалистичной, а уютный интерьер, стилизованные подсвечники, лепнина, звучащая музыка – все переносит нас в соответствующую эпоху (не хватает лишь обещанных в программке картин, развешанных по стенам). Зритель будто сам оказывается в кофейне – быть может, это и есть знаменитая кофейня Циммермана, где Бах исполнял свою кантату?!

Когда отзвучал последний аккорд, артисты не торопились уходить. Дирижеру-клавесинисту тоже предложили продегустировать кофе: Probieren Sie, bitte! – и стали кланяться публике, лишь получив одобрительный ответ: Das ist… fantastisch!

Алеся Бабенко,
IV курс ИТФ

№ 1 (162), январь 2017

Н. Рерих. Заморские гости

12 ноября в Большом зале консерватории состоялся концерт музыки Н. А. Римского-Корсакова – «самого правдивого сказочника», по словам ведущего Артема Варгафтика. В исполнении Российского государственного симфонического оркестра кинематографии под управлением Сергея Скрипки прозвучали музыкальная картина «Садко», Испанское каприччио и одно из самых любимых всеми сочинений – «Шехеразада».

С первыми же звуками музыки «Садко» мы будто перенеслись в морскую стихию: волны то накатывали, то отступали. Одна картина сменяла другую: вот появились задорные золотые рыбки – и уже пустилось в пляс все Царство морское, усиливая бурю и расшатывая на водной поверхности могучие корабли. Живописуя стихию, оркестр полностью завладел вниманием публики, устремляясь вместе с нею то в глубины, то наверх – на выручку отважных мореходов. Но вот внезапно оборвались струны Садко, пляска прекратилась, буря стихла – и вновь с прежней безмятежностью тихо колышется водная гладь…

Испанское каприччио принесло в зал праздничную атмосферу. Яркость, свежесть оркестрового звучания сочетались с искусной игрой солистов. Особенно порадовало мастерство духовиков: задорные пассажи кларнета, томный хор валторн, соло английского рожка. К сожалению, при хорошем общем балансе, особенности акустики таковы, что в амфитеатре солисты-струнники были не достаточно слышны. Скрипачу приходилось форсировать звук, чтобы пробиться сквозь оркестровый аккомпанемент, однако все же не удалось воспарить над оркестром (этот же недостаток сказался и в смычковых соло «Шехеразады»). После затихшей музыки Вариаций внезапно ворвавшийся аккорд Альборады возник столь неожиданно, что часть публики вздрогнула: вновь вернулось безудержное веселье испанского праздника. Когда отзвучало завершающее заводное Фанданго, зал разразился бурными овациями.

Исполнение «Шехеразады» стало, пожалуй, жемчужиной программы. В перерыве некоторые музыканты повторяли свои соло, и я уже сидела в предвкушении невероятного. В воображении мелькали придуманные Шехеразадой образы («Вплетая сказку в сказку» – как написал в программе Римский-Корсаков), которые вот-вот предстанут во всей красе…

Отзвучала грозная тема султана Шахриара, уступая место утонченному соло скрипки в исполнении Григория Унаняна. Нельзя не отметить высочайшее качество его игры, прекрасную интонацию, изящество и мягкость звучания. Создавая образ моря и Синдбадова корабля, идущего по волнам, Сергей Скрипка раскачивался в такт, стоя за дирижерским пультом. Море переливалось разными красками, и казалось, что это уже мы, слушатели, мерно покачиваемся на волнах – того и гляди укачает!

С непростой партитурой II части оркестр справился блестяще (простим тромбонисту единственный кикс). Открывающая III часть сюиты тема Царевича «дышала» в тонком rubato. Оркестр, как единый организм, чутко передавал в звуках томную негу Востока. После напоенной любовными ласками темы с началом изящной пляски Царевны вся публика оживилась. Пританцовывать стали и сами оркестранты. В зале было немало детей, и, сидя в разных концах, они каждый по-своему отстукивали ритм.

«Багдадский праздник» поразил энергетикой и виртуозным исполнением. Сидевший рядом мальчик все ждал обещанного кораблекрушения – и наконец-то дождался! Снова перед нами корабль Синдбада, на всех скоростях несущийся к медной скале и – ах! – разбивающийся вдребезги. Но, как гласит морской закон (и ведущий):«все живы – значит, все в порядке!»…

Никакая запись не может сравниться с живой игрой хорошего оркестра. Концерт симфонической музыки одного из любимых мною композиторов стал настоящим подарком. Я окунулась в сказку, побывала в разных странах, повидала многие чудеса, опустилась на дно морское и… вернулась в консерваторию, счастливая и полная впечатлений.

Алеся Бабенко,
IV курс ИТФ

№ 8 (160), ноябрь 2016

Дирк Халс (1591–1656). Музыканты

В современном музыкальном мире стремительно развивается так называемое аутентичное исполнительство. Реконструируются старинные инструменты. Исполнители, играя барочную музыку, стараются воспроизвести особую манеру, в которой, предположительно, играли музыканты столетия назад. Ее подсказывают особенности и возможности самих инструментов. Однако далеко не все благосклонны к подобным «историческим» новшествам. Со времен романтической эпохи в представлении многих музыкантов живут большие составы, медленные темпы, строгость и основательность в звучании старинной музыки. И так же, как «аутентисты» уже не могут слушать концерт Вивальди, когда в оркестре сидят 30 скрипачей, так «академисты» не готовы принять «клоунаду» с непривычными тембрами, танцевальностью и «мяуканьем» на жильных струнах. Можно ли всех примирить? Об этом мы беседуем с моей однокурсницей Анной Уткин.

– Аня, скажи, пожалуйста: когда ты познакомилась с «аутентичным» исполнительством?

– Когда я училась в Педагогическом университете, нам на истории музыки об этом говорили. Но без подробностей. Потом в Консерватории рассказывали об инструментах, различных приемах игры, давали слушать музыку, сравнивали разные записи.

– Многие музыканты, воспитанные на академических традициях, с недоверием воспринимают барочное исполнительство, иногда даже его ругают. Как ты к этому относишься?

– Некоторые люди очень остро все воспринимают. Кто-то напрочь не принимает аутентичное исполнение, считая его не нужным и даже невозможным. А некоторые «аутентисты» плохо относятся к «академистам». Я же думаю, что если человек просвещает людей где-нибудь в деревне, где нет барочных инструментов, то лучше исполнять Баха, чем вообще его не исполнять.

– Академисты часто считают аутентичную игру неполноценной. Например, во вступительном хоре из Страстей по Матфею Баха им не хватает мощи, глубины; такое исполнение кажется поверхностным и неуместно танцевальным. Где истина, на твой взгляд?

– К такому исполнению нужно привыкнуть, и если увлечься, можно многое для себя открыть. Как с современной музыкой: некоторые люди не могут слушать сочинения XX-XXI веков, потому что ничего в этом не понимают. А если им что-то рассказать, возникнет интерес. Здесь то же самое. Мы привыкли слушать классиков или романтиков, и все говорят, что музыка – это язык чувств. В барочной музыке тоже есть эмоции, просто они там «запрятаны». Для того чтобы их услышать, нужно себя перестроить на иной лад – и тогда окажется, что там глубина еще бóльшая.

– Аня, ты имеешь некоторый опыт в музыкальной педагогике. Можно ли (и нужно ли?) знакомить с аутентичным исполнительством детей в музыкальной школе, акцентировать их внимание на различии версий?

Ансамбль «HORTUS MUSICUS» (Эстония)

– В любом случае это им не помешает. Нужно ли – трудно сказать. Если просто слушать музыку, то да. Детям даже интересно, если рассказать про старинные флейты или какие-то другие инструменты, на которых играли в ту эпоху, или про риторические фигуры – что-то совсем элементарное. Что же касается собственно игры– принято сначала давать общую школу. Но если сразу учить на барочной скрипке или на клавесине – наверное, ничего плохого не будет. Я не пробовала.

– Мне кажется, что педагоги часто заняты техникой, «кухней», тем, чтобы ребенок выучил текст «без запинок и ошибок». До стилистики дело не доходит. Дети играют довольно много старинных сонат и пьес, при этом имея дело с редакциями, где подробно прописана аппликатура, все штрихи расставлены по-своему. Такой текст преподносится ребенку под названием «старинная музыка», хотя ее там уже практически не остается?

–  Здорово, что старинная музыка хоть в таком виде есть в музыкальной школе! Но для игры в стиле надо, чтобы преподаватель сам в этом разбирался. И должно быть время: большинство произведений выучивается в последний момент, лишь бы все ноты были правильные! Потом, барочную музыку надо играть одним способом, «небарочную» – другим, что непросто. Но если кто-то специально этим увлечется, будет очень хорошо.

– В старинной музыке имеет место элемент импровизации. Нужно ли юного музыканта как-то знакомить с этой традицией?

– Мне кажется, что в музыкальной школе надо как раз больше внимания уделять импровизации. У нас даже в общеобразовательных школах по программе положена импровизация: сочинить песенку, придумать музыку к стишку, стучать в бубны…Все ужасаются, но на сам деле ничего сложного тут нет: даже выбор – играть короткую трель или длинную – это уже импровизация. Детям понравится, когда они наконец-то смогут играть не только то, что написано в нотах.

– В Московской консерватории есть специальный факультет, где студенты для исполнения старинной музыки осваивают исторические инструменты и особую манеру игры. Как быть в училищах или других вузах, где таких отделений нет?

– Во-первых, их можно открыть – сейчас старинное исполнительство развивается. Если раньше оно казалось дикостью, то сейчас даже «неприлично» об этом не знать. В училищах точно – пора. Потом, если ученик этим увлекается и, тем более, собирается поступать в консерваторию на факультет исторического исполнительства, то для начала преподаватель может больше заниматься с ним стилистикой.

– Проблема в том, что многие идут на ФИСИИ, толком не понимая, куда поступают, и знакомятся с барочным исполнительством по сути только в вузе.

– Это довольно странно. Ты же не можешь сидеть и что-то играть по своим собственным нотам, ничего вокруг не видя. Надо и слушать, и читать, иначе музыка превращается в спорт: сильнее, быстрее… Я не говорю, что если человек займется самообразованием, он непременно станет аутентистом – может быть, его куда-нибудь в другое русло потянет…Но зачем заниматься музыкой, если ты только играешь?

– Так можно ли найти компромисс в непримиримой борьбе «академистов» и «аутентистов» и надо ли его находить?

– Я думаю, не надо относиться к этому как к «непримиримой борьбе». Оба исполнения имеют право на существование. Мы не можем сказать, что вернее: это же не наука, не математика. В искусстве все – для красоты. Давайте жить дружно!

Беседовала Алеся Бабенко,
 IV курс ИТФ

№ 7 (159), октябрь 2016

25 сентября в зале им. Н. Я. Мясковского прошел концерт памяти Владимира Ильича Скуратовского (1963–2016) – музыканта, педагога, поэта, всего себя отдававшего служению Искусству. «Душа» Днепропет-ровской консерватории, он внес огромный вклад в развитие культуры на родной Украине. Некогда закончив Московскую консерваторию, он на всю жизнь сохранил в своем сердце любовь к Alma Mater, создавая в родном городе ту уютную атмосферу, которая поселилась в его душе в студенческие годы.

Зал был переполнен: слушатели сидели в проходе, стояли вдоль стен. Собрались не только ученики, коллеги и друзья Владимира Ильича, но и люди, имевшие счастье общаться с ним. Звучали произведения Баха, Танеева, но основное место в программе заняла музыка самого Скуратовского – и передо мной открылся удивительный мир, яркий, солнечный, исполненный радости и любви.

Нельзя сказать, что Владимир Ильич был авангардным композитором; нельзя сказать, что его сочинения несовременны. Но, будучи потрясающим знатоком истории музыки, он блестяще сочетал в своих произведениях лучшие достижения мастеров прошлого и современный музыкальный язык.

Открывали концерт две его пьесы из сюиты «Взгляд в прошлое» для скрипки и фортепиано – «Торжественная сицилиана» и «Ригодон». Здесь объединились жанровые черты старинных танцев, барочная полифония, красочность гармоний рубежа XIX–XX вв. (или это отголоски Возрождения?), романтическая «пафосность» и даже слышались отзвуки средневековой менестрельной культуры. Крайние, статичные разделы «Сицилианы» воспринимались как созерцание прошлого в настоящем: когда скрипач исполнял тему флажолетами, возникало ощущение, что он «насвистывает» о былом, которое «прилетело» светлым воспоминанием. Напротив, в подвижных разделах музыкальная мысль устремлялась вперед, в неизвестность.«Ригодон» был просто исполнен радости, наполняющей душу… Да, Владимир Ильич любил и умел жить!

Столь же светла была и его фортепианная «Сюита памяти Равеля» в четырех частях: Прелюдия, Вальс, Павана и Токката. Эта музыка – не о житейских проблемах, не о минутном настроении, она – о чем-то вечном. Гармонические краски свежи и ярки, но не приторны, музыка «простодушно» чиста – так же, как открытым и искренним был ее автор. Дочь Владимира Ильича Мария Скуратовская, исполнявшая «Сюиту», тонко прочувствовала особенности этой музыки: изгибы мелодии лились неприхотливо, как бы «между делом», а постоянные темповые отклонения были «живыми» и словно «дышали».

Владимир Ильич, по словам его супруги, в душе всегда оставался «мальчишкой». Его «Альбом для детей» открывает мир, увиденный глазами ребенка. Цикл обрисовывает день, прожитый малышом, – от рассвета до заката. Названия пьес и по-детски непосредственные образы вызвали умиление публики. В пьесе «На велосипеде» однообразно кружащаяся фактура внезапно обрывается резкими аккордами-кластерами: «упал!». «Скакалочка» таит в себе театральный эффект: ведь равномерные движения рук пианиста сродни монотонному вращению скакалки. «Веселая прогулка» рисует в воображении маленькую шалунью с леденцом на палочке или воздушным шариком в руке. Однако «Бумажные кораблики», с их элегическими интонациями, скорее возвращают к реалиям «взрослой» жизни: автор словно вспоминает свое беззаботное детство, которое навеки ушло. Среди стихов Владимира Ильича есть одноименное стихотворение, раскрывающее тайну этой вроде бы детской пьесы.

Так же, как поэзия Скуратовского неотделима от музыки, его музыка часто связана с поэзией. В концерте исполнялись 7 песен из цикла «Я вернулся домой» на стихи Леонида Филатова – одного из самых любимых поэтов Владимира Ильича. Очевидно, он видел в стихах Филатова отражение собственного миропонимания, в свою очередь выражая его идеи в музыкальных звуках. Здесь все: и безобидная шутка, переходящая в сарказм, и глубокая мудрость, и «детскость», и философские размышления о смысле жизни.

Завершил концерт романс «Падает первый снег» – последнее сочинение Владимира Ильича и одновременно единственное его произведение на собственные стихи. Музыка и поэзия, два вида искусства, столь органично сочетавшиеся в творчестве Владимира Ильича, в этом романсе достигли вершины своего единения. Чистые снежинки, как кристаллики, пелена неопределенности, символистские намеки, недоговоренность – слова и музыка сплетаются здесь в единый образ.

Наибольшее впечатление на меня произвел романс на стихотворение Марины Цветаевой из цикла «Стихи к Блоку»: «У меня в Москве – купола горят!» В этом небольшом произведении композитор словно хотел выразить всю свою любовь к Руси, к ее многовековой истории и культуре. Здесь и радостный перезвон колоколов, разлетающийся во все концы, и сосредоточенная, тихая молитва: перед глазами встает образ горячо любимой им Московушки, патриархальной, староукладной… Пожалуй, впервые художественное произведение вызвало во мне не столько восторг или восхищение, сколько глубокое чувство благодарности автору.

По окончании концерта весь зал долго стоял и не расходился, аплодируя Владимиру Ильичу, его жизни, его деяниям, его творчеству. Хочется верить, что искусство Скуратовского приобретет новых поклонников, что его сочинения будут чаще звучать в концертах – как настоящий гимн Искусству!

Алеся Бабенко,
IV курс ИТФ

№ 5 (157), май 2016

26 февраля в училище при консерватории прошел концерт памяти Елены Дмитриевны Демиденко – преподавателя игры на скрипке и заведующей струнным отделением училища. Почти всю свою жизнь Елена Дмитриевна отдала служению Мерзляковке, и теперь почтить ее память собрались ученики разных лет, коллеги и их студенты, друзья и родные, некоторые выпускники привели своих детишек. На сцене стоял ее портрет, на котором она улыбается, словно благодаря всех за дивный праздник. Концерт вела ученица Елены Дмитриевны – Алеся Бабенко, музыкальные номера перемежались с душевными речами. Каждый чувствовал уютную домашнюю атмосферу, тепло и свет, которые несла Елена Дмитриевна в мир, щедро даря свою любовь.

В первом отделении выступали школьники и студенты училища. Большинство из них раньше занимались у Елены Дмитриевны, однако не все. «Демиденковские» скрипачи постоянно играли в ансамблях с гитаристами, вместе занимали места на конкурсах. И теперь, на концерте памяти, на сцене вновь звучала гитара. Зоркое око Елены Дмитриевны сопровождало скрипачей, альтистов, виолончелистов, контрабасистов, гитаристов и арфистов, начиная с консультаций перед вступительными экзаменами и до вручения диплома. И теперь в память о ней мерзляковцы исполнили третью часть Первого квартета Э. Блоха.

Второе отделение было отдано выпускникам и друзьям Елены Дмитриевны. Часть из них сейчас учится в Московской консерватории и в других вузах, кто-то уже закончил и теперь играет в ведущих оркестрах страны, кто-то преподает, воспитывая молодое поколение музыкантов. С умилением взирала публика на юный дуэт: выпускник училища Арам Кришчян и его младший брат – пианист Артур – трогательно исполнили пьесу А. Пьяццоллы «Кафе 1930 года». Анна Игумнова и Валентина Матюшко напомнили нам, с какой заботой относилась Елена Дмитриевна ко всем своим ученикам: они сыграли пьесу Э. Элгара «Привет любви» («Salut d`amour»). Бурные овации вызвало выступление Клима Бахарева и Варвары Ермолаевой с Фантазией И. Фролова на темы из «Порги и Бесс» Дж. Гершвина. Необычным, хотя вполне в духе концертов Елены Дмитриевны, стал выход на сцену трио… с участием саксофона: перед публикой предстала давнишняя выпускница, скрипачка Анна Кочелаева (Гуревич) со своим супругом-саксофонистом, пригласив в ансамбль бессменного концертмейстера «Демиденковского» класса – Е. Б. Багратову. Елена Будимировна и открывала второе отделение, исполнив «Грезы» Шумана в память о дорогом и близком человеке.

Пожалуй, самым запомнившимся номером стало выступление струнного ансамбля. В нем собрались ученики разных лет, продолжая традицию классных вечеров Елены Дмитриевны: долгие годы ансамбль в постоянно меняющемся составе выходил на сцену, представляя публике очередной «сюрприз». Это всегда были обработки или попурри, специально к концерту написанные одной из учениц. Ныне ансамбль собрал максимальное число скрипачей, которые когда-либо участвовали в подобных «вылазках», а также друзей-инструменталистов других специальностей: на приглашение принять участие с радостью откликнулись альтисты, виолончелистка и контрабасист. Решено было сыграть «Мелодию» Чайковского, специально к этому концерту переложенную для струнного состава. Сольную партию исполняла выпускница Елены Дмитриевны Дарья Купцова, ныне оканчивающая Московскую консерваторию; дирижировала студентка консерватории Мария Курочкина. Отложив все дела и заботы, ребята собирались на репетиции, чтобы это выступление состоялось – и оно состоялось!

Память об удивительном человеке Елене Дмитриевне Демиденко жива и еще долго будет жить в сердцах многих людей, для которых она стала родной. Как далеко разошлись пути всех, кто давно или недавно, долго или коротко имел счастье у нее учиться или просто общаться с ней! Отрадно, что уже третий год мы можем вновь собраться и посвятить ей наш концерт…

Алеся Бабенко,
III курс ИТФ

№ 4 (156), апрель 2016

К. В. Корзун

Масленица без блинов – не Масленица. Но нельзя назвать ее полноценной и без народных гуляний, пестрых сарафанов да песен-плясок. Сейчас Маслену широко празднуют в деревнях да городах – больших и малых. Да вот многие другие русские обряды далеко не всем знакомы. Как, например, «таракана али муху хоронили» в Семён-день (с летом прощались) или «снег пололи» на Святки (гадали)…

Вспоминаю свои впечатления от одного из фольклорных концертов в Мерзляковском училище, на который я попала в первый раз. Моему изумлению не было границ: увидеть на сцене студентов (не бабушек, как все привыкли) в народных костюмах и с горящими глазами! Значит, есть на свете люди, которым эдакое амплуа искренне по душе! Все мои житейские заботы и невзгоды отошли в сторону (не только на время концерта, но и на добрую неделю после него!), и я в восторге помчалась в хоровод, в который приглашали «добровольцев из зала».

Изначально такие концерты в училище проходили нечасто, с целью отчитаться за работу в экспедиции (экспедиция и концерт обязательны для получения зачета по фольклорной практике). Со временем в рядах юных фольклористов образовался постоянный «костяк», концерты участились, образовался ансамбль, который получил название «Подсеваха». Сие необычное слово пришло из одноименной вологодской пляски. Как на поле, по словам местных жителей, для лучшего урожая к основной культуре подсеиваются другие, так и в пляске – каждая пара, становясь ведущей, может добавлять что-нибудь от себя. В ансамбле же «основная культура» – это студенты училища при консерватории, к которым «подсеиваются» остальные: консерваторцы и студенты других учебных заведений, а также многочисленные немузыканты: филологи, биологи, программисты, художники… и даже преподаватель физкультуры в училище! Главное – тяга к народному искусству, а песни можно и без нот учить, по слуху – как в стародавние времена. Руководит ансамблем необыкновенный человек – Константин Владимирович Корзун, преподаватель, идейный вдохновитель, инициатор мерзляковских экспедиций.

Песни здесь поют самые разные, но преимущественно те, что записали в экспедициях сами участники. Поэтому их нет в известных сборниках и никто в Москве их не исполняет. Репертуар ансамбля уникален и в другом: он охватывает различные регионы. Бывали даже концерты с названием «Север-Юг-Запад-Восток». И правда, куда только не ездила «Подсеваха» за прошедшие годы: от Сибири до Белоруссии, от Воронежа до Архангельска. А северные песни, признаться, нечастые гости в московских фольклорных концертах: в «Подсевахе» же им полное раздолье!

В зависимости от региона изменяется манера исполнения: то зычная, то мягкая. Поются песни различным составом: есть и общие, а есть, по словам руководителя, «сольные-малосольные». Все участники разные, у каждого индивидуальные особенности и пристрастия – это и ценно! Есть в ансамбле люди «юго-западные», темпераментные веселые плясуны в воронежских поневах и с зычными голосами. Есть и неторопливые «северные», со своей манерой общения и обращения, с мягким негромким пением, любовью к северному деревянному зодчеству и жемчужным кокошникам.

В ансамбле нет унифицированных костюмов: все выступают в разных, представляя различные регионы. Есть здесь и аутентичные наряды «из бабушкиных сундуков», есть и самодельные сарафаны.

За годы существования экспедиций было выпущено три сборника песен, записанных в разных уголках России, а в декабре минувшего года «Подсеваха» начала новую жизнь: вышел долгожданный компакт-диск ансамбля.

Выступает коллектив на разных площадках Москвы и Подмосковья: от детских больниц и различных ЦСО до Библиотеки им. А. П. Боголюбова и Исторического музея. А однажды доехал даже до Нижнего Новгорода.

Нередко в концертах водят хороводы, в которых с величайшим удовольствием принимает участие публика. Некоторые участники ансамбля осваивают игру на балалайке и гармони, чтобы аккомпанировать пляскам и частушкам. Бывает, «Подсеваха» и сказки ставит, а другой раз покажет настоящую русскую свадьбу, по всем правилам. На Святки традиционно дает концерт с колядками и гаданиями – там поведают, как в это время кудесили (озорничали), со звездой ходили и «козу водили».

Участники рассказывают, что после подсевашных репетиций у одних перестает болеть голова, иные обретают душевное спокойствие и наполняются внутренней радостью. Что уж говорить о публике, которая приходит на концерты! Городские жители будто попадают в иной мир, переносясь на пару-тройку веков назад в русскую деревню.

Потихоньку в ансамбле появляется новое поколение. Как радостно, что некоторые певицы, недавно став мамами, по-прежнему выступают – только теперь с младенцами на руках! Иногда кажется, что вот-вот и пойдет «Подсеваха» колядовать по Москве с корзинами да поздравлениями! А почему бы и нет? Как говорят на Севере, «всяк быват».

Алеся Бабенко,
III курс ИТФ