№2 (226), февраль 2024 года

 «Просто любить и очищать свое сердце, чтобы туда попадал свет любви Христовой» – такова жизненная позиция Екатерины Табаковой, талантливой органистки, студентки IVкурса Московской консерватории. Она училась в хоровой школе «Полет», затем – в колледже имени Ф. Шопена, где начала факультативно заниматься игрой на органе и поняла, в чем ее настоящее призвание. Обо всем этом и многом другом она рассказала нашему корреспонденту:

– Какие напутствия своих учителей ты считаешь самыми важными?

– Дарья Михайловна Каменева меня учила прежде всего не бояться высказываться в музыке, она меня учила свободе и смелости, помимо каких-то ремесленных вещей, касающихся непосредственно исполнительства. Она меня растила как музыканта, как человека, который не боится говорить то, что он думает и чувствует. 

– Можешь еще кого-то выделить, кто оказал наиболее сильное влияние как на твое творческое, так и на твою личностное становление?

– Это, конечно, мои родители. Мама – человек, которому я обязана главными художественными впечатлениями в своей жизни. Это и мои педагоги в училище: жесткая, прямолинейная, но невероятно добрая Дарья Михайловна, и более мягкая Мария Андреевна. Училище было важным этапом в жизни, когда мы становились самими собой. Я считаю, что эти четыре года — настоящее переливание крови, трудное время взросления, когда начинается очень серьезная профессиональная и внутренняя духовная работа. 

В Консерватории это все тоже есть, но на другом уровне. Я безумно рада тому, что я учусь у своего педагога – Алексея Михайловича Шмидтова, выдающегося музыканта и человека. С годами я начала это ценить. На первом курсе мне казалось, что это какая-то очевидная данность. Теперь же я понимаю, занятия с нашими педагогами, наставниками — какие-то мистические встречи, которые мы не в праве игнорировать. 

Если еще говорить про какое-то личностное влияние, то, безусловно, это мой Духовный Отец, иерей Андрей Щенников, в прошлом актер театра мастерская Петра Фоменко, настоятель Храма Священномученика Антипа Пергамского, прихожанкой и свечницей которого я являюсь. Батюшке я обязана обретением живой веры и ощущения живого Бога в своей жизни. Это оказало большое влияние и на мою профессиональную музыкантскую историю. Я всегда чувствовала сближение полюсов профессионального, ремесленного и духовного – это вещи в искусстве нераздельные. Мы играем то, что мы поняли, что мы прочувствовали, и мы выходим на сцену такими, какие мы есть. Это абсолютная обнаженность сердца. Выход на сцену просто – это момент некой истины, твоего итога. Ты говоришь ровно то, что ты собрал в настоящий момент. Это сродни смерти и Страшному Суду. На сцене ты всегда остаешься самим собой. 

– А как ты себя готовишь к выходу на сцену?

– Это всегда довольно непростой момент, и обстоятельства подготовки к выходу на сцену тоже разнятся. Это может быть что-то очень поспешное, а может быть томительное ожидание. Я стараюсь в день концерта заниматься чем-то приятным, отдыхать и набираться добрых впечатлений, то есть максимально собрать любовь в своем сердце. Это то, ради чего мы выходим на сцену — чтобы отдать эту любовь: ровно столько, сколько мы можем отдать.

– Что тебя вдохновляет из музыки?

– Странная, парадоксальная вещь: я почти не слушаю академическую музыку в свободное время. Я очень люблю некоторых исполнителей русского рока. Недавно я была на концерте выдающегося Константина Евгеньевича Кинчева (лидер группы «Алиса»). Меня не столько музыка привлекает в его творчестве, сколько текст, потому что он говорит о глубокой духовной христианской жизни и подвижничестве. Многие наши русские рокеры в какой-то момент своей жизни пришли к ортодоксальному христианству, и вектор их творчества изменился. Меня такая сердечная правда в музыке и в творчестве очень привлекает. Это то, что я сама ищу в своем исполнительстве – настоящая исповедальность. 

– Какие органные авторы тебя интересуют?

– Будет банальностью говорить про Баха, но, тем не менее, это так. Я думаю, что это композитор, который ретранслировал какие-то божественные откровения. Когда ты слушаешь эту музыку, то понимаешь, что в ней сконцентрирована вся суть всего сущего. Бах, Таривердиев – вот эти два композитора, в музыке которых для меня формулируются моменты моего внутреннего, духовного, культурного кода. Бах – это духовное, религиозное очень сильное переживание, и постоянный, живой диалог с Богом. А Таривердиев – это наше национальное достояние. 

Говоря о Таривердиеве, не могу не упомянуть имя нашего отечественного кинорежиссера Сергея Урсуляка, в фильмах которого каким-то удивительным образом передаются щемящие, тонкие вещи о нашей русскости и соборности, о нашей истории. Очень часто Сергей Урсуляк в своих картинах использует музыку Таривердиева, Баха и других барочных авторов. 

– А что насчет современных композиторов? Считаешь ли ты, что сейчас пишут музыки для органа?

– Я считаю, что у нас пока нет своей композиторской органной школы. Среди современных, ныне здравствующих композиторов – мой педагог Алексей Михайлович. Великолепную музыку пишет. На кафедре есть еще один композитор – Дмитрий Валентинович Дианов. Есть какие-то отдельные имена, но по сравнению с другими композиторскими органными национальными школами, наша еще на этапе формирования. 

– Кого ты считаешь своим любимым органным исполнителем?

– Мне нравятся Саймон Престон, Мари-Клер Ален, из ныне здравствующих отечественных органистов – Даниэль Феликсович Зарецкий. Они привлекают меня своей исполнительской энергией и индивидуальной трактовкой, претензией на то, чтобы сказать свое убедительное слово. 

– Расскажи, в каких проектах ты участвовала в последнее время.

– Прошлый сезон был очень богатым на разные события. Было много конкурсов, мастер-классов. Мы съездили на первую Академию молодых органистов, которую устраивала Сочинская филармония. Состоялся конкурс в Пермской филармонии. Было очень приятно поиграть на большом инструменте, в хорошем зале. В Саратове был конкурс органистов. Недавно я играла сольный концерт в рамках органного цикла «Fiori musicali», который организует частная филармония «Триумф» в городе Пермь. Это такое Лофт-пространство, туда приезжают очень интересные люди, исполнители, происходит много разных всяких интересных событий. 

– Как по-твоему, конкурсы скорее способствуют развитию, или его тормозят?

– В первую очередь воспринимаю конкурсы, как возможность пообщаться с близкими людьми. Сейчас на конкурсах играет мое поколение: 4-й, 5-й курсы, аспирантура. Это люди, которых я уже много лет знаю, и я их очень люблю. В основном это ребята с кафедры органа Петербургской консерватории, из класса Д.Ф. Зарецкого. 

Конкурс – это довольно травматично. Мне кажется, что нужно быть очень психически устойчивым человеком, чтобы выдерживать напряжение, которое неминуемо связано с конкурсным выступлением. Это вещь полезная в смысле профессионального роста, некое обобщение твоих результатов на данный момент. Ты из конкурсного опыта можешь выявить суть твоего нынешнего исполнительского состояния и понять, над чем еще нужно поработать. Но многих конкурсы ломают, это факт. 

– Тебе известен конкурс Микаэла Таривердиева?

– Да, и я даже работала ассистентом и переводчиком на прошлом конкурсе. В этом году я хотела принять в нем участие, но не смогла из-за проблем со здоровьем. Конкурс выиграла моя близкая подруга Мария Коронова, замечательная органистка. Безусловно, это достойный результат ее многолетних трудов. Я очень рада, что для нее все сложилось именно так с первого раза. На следующий конкурс планирую подавать заявку, может быть, что-то из этого получится.

– Можешь еще кого-то назвать из своих коллег ровесников как сложившегося исполнителя?

– Я очень ценю как музыкантов многих питерских ребят. Александр Патрушин, Елена Малева — очень глубокие, содержательные музыканты. Из московских могу отметить Андрея Шейко и других ребят из класса Константина Сергеевича Колосова, который тоже преподавал у нас на кафедре.

– Удается ли посещать концерты? 

– Академические концерты я сейчас редко посещаю. Люблю фортепианную музыку. Мне нравится слушать игру Константина Емельянова, Юрия Мартынова, Павла Нерсесьяна. На органные концерты я редко хожу, но на Алексея Михайловича – обязательно.

– Помимо музыки у тебя есть какие-то увлечения?

– Так сложилось, что два основных полюса моей жизни – это храм Антипа и консерватория. Когда удается побыть наедине с книгой в тишине – это уже удача. Сейчас я читаю роман Алексея Толстого «Хождение по мукам». Мне очень нравится. 

– Кто твои любимые авторы?

– Я бы говорила не о любимых авторах, а о каких-то темах, эпохах, которые мне интересны. Для меня самое существенное – это эпоха великих потрясений, первая половина XX века – конец XIX века. Очень чувствительный и болезненный момент в судьбе России. Все эти ностальгические имперские вещи и ужасы кровавой революции – меня это все очень задевает, волнует и беспокоит. Роман Достоевского «Бесы» колоссальное впечатление оставил. И то, что я сейчас читаю у Толстого – это все та же самая линия.

Среди моих увлечений важное место занимает спорт. Я считаю, что физическое здоровье музыканта – это крайне важная тема, которую нельзя упускать из своего внимания. Свое здоровье нужно очень хорошо контролировать, особенно музыканту, который неизбежно работает со своим телом. Спина, руки, ноги – все должно быть в абсолютном порядке. Физическое и эмоциональное обязательно должно быть в хорошем симбиозе. Поэтому спорт – это один из векторов в свободное от других важных вещей время. Это фитнес, кардионагрузки, растяжка. 

– Подведем итог. Что ты считаешь самым важным в профессии музыканта?

– Я думаю, что встречное движение профессионального и духовного, которое я наблюдаю и ощущаю в себе. Это диалог с Богом. Я считаю, что я счастливый человек: через свое дело, через профессию, на которую меня Господь поставил (я сейчас это очень четко и конкретно понимаю), я познаю Бога, познаю мир, и через это познаю себя. Для меня это самое существенное в профессии музыканта. Я хочу пожелать всем просто радоваться жизни, каждому ее мгновению, потому что это все так быстро, так коротко, и не тратить время на пустую злобу и раздражение. Просто любить и очищать свое сердце, чтобы туда попадал свет любви Христовой.

Беседовала Анна Курова, IV курс НКФ, музыковедение

№8 (223), ноябрь 2023 года

«И счастлив я, пока на свете белом,

Горит, горит звезда моих полей…»

Эти строки принадлежат поэту Николаю Рубцову (1936–1971), с большой искренностью воспевавшего свою родную землю. Множество трудностей и неудач пришлось преодолеть ему за свою жизнь, которая трагически оборвалась очень рано. Однако его тонкая и искренняя поэзия, строки которой известны каждому, до сих пор живо откликается в сердцах.

3 января 1936 года в селе Емецк родился будущий поэт Николай Рубцов. Его детство было беззаботным, полным простых деревенских радостей. Днём мальчик играл, боролся с соседскими детьми во дворе, а вечерами с увлечением слушал сказки Пушкина, которые часто читала бабушка. Сам поэт вспоминал: «Давно уже в сельской жизни происходят крупные изменения, но для меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического. Все, что было в детстве, я лучше помню, чем то, что было день назад».

Но в 1941 году всё изменилось. В Вологде Рубцовых застала война. Отец был отправлен на фронт, летом 1942 года умерли мать и младшая сестра. Детей распределили в интернаты. Поначалу Коля пытался сбежать домой, но раз за разом его возвращали. Однажды он сбежал в лес и неделю жил там под елкой. «Как пропал, я сразу в милицию побежала, искали мы его. Как нашли, он мне стихи прочитал. Первые, он их в лесу сочинил, я их переписала, и теперь они в книжках даже есть» – рассказывает Галина Михайловна Шведова, сестра поэта. Одно из первых стихотворений Николая Рубцова, написанное в 1945 году в детском доме села Никольское Тотемского района, по воспоминаниям воспитателей, будущий поэт прочитал на новогоднем утреннике:

Скользят

Полозья детских санок

По горушечке крутой.

Дети весело щебечут,

Как птицы раннею порой.

У Николая была мечта. Он грезил о море и мечтал служить на флоте. В 1950 году Рубцов поехал в Ригу поступать в мореходное училище, но не прошел по конкурсу. Вернувшись, он стал студентом лесотехнического техникума в небольшом городе Тотьме. Но мечта о море не оставляла. Он устроился помощником кочегара на Архангельский траловый флот, где должен был убирать золу из топок и подвозить тачки с углем. Затем последовала учеба в горном техникуме в Кировске и служба на Северном флоте. Газета для моряков «На страже Заполярья» опубликовала некоторые стихи, которые поэт писал в свободное от вахты время: «Старпомы ждут своих матросов», «Хороший улов», «В океане», «Летел приказ».

В 1959 году поэт приехал в Ленинград, где устроился разнорабочим на Кировский завод и вступил в городское литературное объединение «Нарвская застава». Этому времени принадлежат произведения «Соловьи», «Старый конь», «Левитан», «Видение в долине». Поэт отправил их в редакцию молодежного издания «Смена», но ни одно не было опубликовано. Тогда литератор Борис Тайгин, друг Рубцова, посоветовал ему выпустить собственный сборник. Идея поэту понравилась, и он вручную на машинке напечатал свою первую книгу «Волны и скалы» из 38 стихотворений. Этот сборник он принес на творческий конкурс в Литературный институт имени Горького, где он и стал учиться у писателя Николая Сидоренко, ректора института.

Рубцов оказался в обществе талантливых и увлеченных молодых людей. Разговоры о поэзии продолжались в общежитии, часто в комнате у Рубцова. Однокурсник поэта Валентин Солоухин рассказывал: «Вначале я думал, он шутит, но со временем убедился, что не было у Рубцова привычки закрывать комнату на ключ. Во время заезда заочников многие этим пользовались. Николай заявляется с лекций, а в комнате дым столбом — идет поэтический диспут».

«С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь».

Эти строки из стихотворения «Тихая моя родина» были написаны под впечатлением от летней поездки в Вологодскую область, как и ряд других: «Я буду скакать по холмам», «Прощальная песня», «Русский огонек». Читая их, словно бы вновь попадаешь в русскую деревню. Здесь воплощены красота северной природы и бесхитростный деревенский быт, которые с детства были дороги поэту. В творчестве Рубцова отразились черты романтической и философской лирики, классические и фольклорные традиции.

Стихотворение «Я умру в крещенские морозы…», написанное в декабре 1970 года, запомнилось благодаря пророческой точности, с которой Рубцов предсказал свою смерть. Он трагически погиб 19 января 1971 года. В июле того же года в издательстве «Советская Россия» вышел посмертный сборник поэта «Зеленые цветы».

Поэзия Николая Рубцова обладает невероятной музыкальностью. Это отмечал еще Георгий Свиридов в своей книге «Музыка как судьба»: «Бывают слова изумительной красоты (например, Рубцов) – они сами музыка. Они не нуждаются в музыке, либо для воплощения их в музыке нужен примитив, который донесет красоту этих слов». Сам композитор несколько раз обращался в своих сочинениях к стихам поэта, например, в музыкальной поэме «Золотой сон (Из Николая Рубцова)».

Музыка всегда присутствовала в жизни поэта. Рубцов считал, что поэтическое слово и музыка – всегда союзники, из плохой песни время может выкидывать слова, а в хорошей – оставлять до конца человеческих дней. Писатель Александр Рачков вспоминал о его музицировании так: «Общение с гармонью у Рубцова было особенное, своё. Когда он брал её в руки, то словно совершал какое-то таинство. И ставил на колени не резко, как это иногда делают пьяные гармонисты, а мягко, как живое существо. И не рвал меха, а разводил их умиротворённо, благостно отдаваясь звукам и постепенно отдаляясь от окружающего мира, сливаясь с музыкой не только душой, но, казалось, и всем телом».

Николай Рубцов не только читал, но и пел стихи, зачастую под аккомпанемент гитары. Он не комментировал, не озвучивал названий, а заканчивал одно стихотворение и после небольшой паузы начинал другое. Обращался он не только к собственной поэзии, но и к стихотворениям великих авторов, которых знал и любил: Блока, Тютчева и других. 

Поэзия Рубцова оказалась и на большой эстраде. Именно он является автором текста широко известной песни «Букет» Александра Барыкина («Я буду долго гнать велосипед»). Песня «В горнице моей светло», которую исполнял целый ряд певцов (Ивица Шерфези, Марина Капуро, Эдуард Хиль, Витас, Пелагея, Ирина Богушевская) тоже написана на слова Рубцова. Стихотворения «Улетели листья», «Звезда полей», «Березы» и многие другие также были положены на музыку.

Валерий Гаврилин планировал написать вокальный цикл «Рубцовская тетрадь», но замысел так и не был осуществлен. «Творчество Николая Рубцова я понял не сразу, – писал композитор. – Я думаю, это оттого, что его духовный мир был гораздо богаче, ярче и сильней, чем мой. С годами мой жизненный опыт привел меня к Рубцову – и теперь в современной русской поэзии нет поэта более для меня дорогого, чем Рубцов. Я учусь у него, много перенимаю и верю во все, что он пишет, даже если сам я этого не испытал. Он стал для меня школой, одним из учебников духовного опыта».  

Поэта помнят и любят и по сей день. В память о нем с 1993 года в Емецке проводились «Рубцовские чтения», а с 2010 года – литературно-музыкальный фестиваль «Под рубцовской звездой», который собирает авторов со всей России.

Анна Курова, IV курс НКФ, музыковедение

№7 (222), октябрь 2023 года

8 сентября на сцене ДК «Рассвет» выступил вокальный ансамбль Intrada. В одной концертной программе встретились Жоскен де Пре, Пьер де ла Рю, Антуан Брюмель и… современный американский композитор Дэвид Лэнг.

Четыре солиста ансамбля Intrada, чьи фигуры выхвачены ярким светом софитов: Дарья Хрисанова(сопрано), Екатерина Коломина (меццо-сопрано), Михаил Нор (тенор), Глеб Кардасевич (бас) выступают под руководством молодого педагога Московской консерватории и выпускницы Кельнской высшей школы музыки, дирижера Екатерины Антоненко. Именно ее силами в 2006 году был создан коллектив профессиональных певцов, которых объединило страстное стремление творить, любовь к старинной западной музыке и интерес к новым явлениям искусства.

Intrada начала с исполнения ренессансных и барочных партитур, а впоследствии обратилась к музыке современности. Она представляла отечественной публике премьерные сочинения Стива Райха, Дэвида Лэнга, Мередит Монк, а также российских композиторов. В разное время в их репертуар входили и сочинения таких именитых мастеров, как Бах и Гендель, Гайдн и Моцарт, Мендельсон и Брамс. Нередко ансамбль сотрудничал и с другими коллективами высокого уровня, например, с Московским камерным оркестром Musica Viva, с Государственным академическим камерным оркестром России под управлением Алексея Уткина, с Российским национальным оркестром под управлением Михаила Плетнёва. Однако вечером 8 сентября слушатели не услышали громогласной мощи симфонического оркестра: звучали лишь четыре человеческих голоса, с высочайшим мастерством сплетавшиеся в тонкую полифоническую ткань, а также несколько ударных инструментов.

Программа концерта в некотором отношении отразила творческую биографию самого камерного хора: слушатели прошли путь от музыки мастеров ренессансной полифонии до произведений современного американского постминимализма. В начале вечера прозвучал мотет Tu solus qui facis mirabilia («Ты один творишь чудеса») одного из крупнейших композиторов позднего Возрождения Жоскена де Пре. К творчеству этого мастера ансамбль в этот вечер обратился дважды: чуть позже был также исполнен его мотет Ave Maria. Своеобразным лейтмотивом концерта стала анонимная французская шансон эпохи Возрождения L’Homme armé («Вооруженный человек»). Именно она дала название этому концерту. Эта песня прозвучала и как самостоятельное произведение, и в качестве первоисточника в Agnus Dei из одноименной мессы Пьера де ла Рю. В программе концерта есть еще одна параллель: григорианский хорал Da pacem Domine («Дай мир, Господи») перекликается с двойным каноном Антуана Брюмеля на тот же латинский текст.

Неожиданно вместе с исполнителями мы перенеслись в совершенно иную, современную нам эпоху. Вместо строгих благозвучных вертикалей – сложные и разнообразные созвучия; вместо сдержанного аскетизма – многообразие эмоциональных оттенков. Однако, образное содержание произведений Дэвида Лэнга, которые были преподнесены публике в этой части концерта, не вступало в противоречие с уже отзвучавшей музыкой. Премьерное исполнение его композиции 2016 года Make peace («Установи мир»), основанной на тексте заупокойной молитвы, поразило искренностью и глубиной. 

Кульминационным завершением вечера стала известная камерная оратория Лэнга Little Match Girl Passion(«Страсти девочки со спичками», 2007). В ней автор обратился к известной сказке Андерсена о маленькой продавщице спичек. Он совместил это произведение с Евангелием от Матфея и текстами, написанными для баховских «Страстей». Лэнг видит в этой истории притчу и проводит параллель между судьбой бедной девочки, замерзающей в канун Нового года, и страданиями Иисуса Христа. Результат вышел настолько убедительным, что автор был награжден Пулитцеровской премией за текст оратории и премией «Грэмми» за музыкальную составляющую.

Произведение изначально создавалось именно для четырех исполнителей, хотя оно нередко звучит в хоровом варианте. Intrada в этом отношении следует оригинальной задумке автора, и именно этот камерный состав наиболее подходит такой личной истории. К тому же, впервые в зале зазвучали не только человеческие голоса, но и ударные инструменты, на которых предписано играть самим певцам, что внесло некоторую тембровую свежесть. Исполнение получилось впечатляюще проникновенным, эмоционально наполненным, поражающим тонкостью нюансировок.

Публика очень тепло встретила артистов и щедро отблагодарила их цветами и овациями. Исполнителей долго не хотели отпускать со сцены, и Intrada на бис еще раз исполнила сочинение Лэнга Make peace.

Анна Курова, IV курс НКФ, музыковедение

Фото: Александр Панов