Про то, как Микаэла Кармен убила
№ 11, ноябрь 1999
Вы видели «Кармен» в «Геликоне»? Нет? Вот уже действительно – Вам не позавидуешь. Такое пропустить! Да…многое потеряли. Потрясающая постановка. Итак, специально для Вас попытаюсь как-то нарисовать картину происходившего на сцене в тот вечер…
Думаю, не нужно рассказывать о музыке этой оперы и о событиях, послуживших основой для нее. Мало кто не знает о свободолюбивой цыганке Кармен, ее возлюбленном Хозе и о трагической развязке их отношений. Вероятно, нет человека, который бы никогда не слышал знаменитую «Хабанеру» или же не менее известные куплеты Тореадора, да и основная тема Увертюры знакома каждому. А в том, что «Кармен» по своему мелодическому богатству есть творение не просто прекрасное, но удивительное, может усомниться лишь самый невежественный слушатель (коих, разумеется, нет среди моих уважаемых читателей). А вот, что действительно любопытно и о чем стоит сказать – так это особенности сценической версии «Геликона».
Опера идет с одним антрактом вместо положенных двух и на французском языке, но не это является главной неожиданностью. Знали бы Вы, что представляет собой сцена на протяжении всех четырех действий! На заднем плане – кирпичная стена с арочными проемами в старинном духе, «голая», если не считать висящего над ней плаката с надписью «Carmen». Слева перед стеной (что бы Вы думали?) – мусорный ящик, в центре валяются автомобильные шины, а справа расположен сам автомобиль, а точнее, его передняя часть такого вида, будто он действительно был сконструирован в 1820-м году, когда и происходит действие оперы. Вы спросите, что же это за декорации такие? Отвечаю – это воплощение гениального режиссерского замысла: с одной стороны – никаких эффектов, все предельно скромно и можно сказать «утонченно», с другой же – достаточное количество необходимых для современной трактовки классической оперы атрибутов (впрочем, находчивость, о которой я сказал, совершенно не удивляет, ведь режиссер – сам Дмитрий Бертман!) А сколько еще примечательного сделано им в этом спектакле! Например, во время звучания увертюры на «широком экране» (кирпичной стене) возникает кинематографическое изображение боя быков, потом этот прием используется еще и в антракте к четвертому действию.
Много неожиданного наблюдается и в поведении действующих лиц – прежде всего, массовки. В начале второго действия во время исполнения цыганской песни, группа «молодежи» выводит на стенах «L’amour» и еще какие-то знаки («Nirvana» и т. п.). А в конце этого действия та же группа удостаивается чести затолкать капитана Цунигу (М. Гужоав) в мусорный ящик. Своеобразным внемузыкальным лейтмотивом спектакля стал звучный хохот этой же толпы юношей и девушек, то и дело возникающий во время их появления на сцене.
Подобного рода моменты присутствуют и в поведении основных персонажей оперы. Кармен (Е. Мельникова) в сцене с кастаньетами в прямом смысле раздевает Хозе (Н. Дорожкин), хотя надо признать, полностью она своего намерения все же не осуществляет – мешают трубные сигналы, призывающие бригадира в казармы…
А костюмы в спектакле (художники – И. Нежный. Т. Тулубьева)! Возьмем ту же массовку: юноши – в кожаных куртках с блестками, девушки одеты до того легкомысленно, что без труда можно определить их основную профессию (нет, ошибаетесь, не работниц сигарной фабрики). Колоритен Эскамильо (А. Вылегжанин) – белый костюм, красный плащ и красный же (!) галстук. Примечательно, что и Микаэла (Е. Качура), как и тореадор, относительно второстепенный персонаж в опере, так же впервые появляется на сцене именно в белом платье и шляпке. Кармен же и Хозе, напротив, предпочитают в одежде темные тона.
Наконец, в собственно музыкальной стороне постановки также заслуживает внимание абсолютно все – работа хореографа (А. Тагильцев), хормейстера (Т. Громова) и, конечно же, самих исполнителей. Вообще, танцевальность, достаточно развитая в спектакле, постоянно создает атмосферу внутреннего, а не только внешнего движения, столь необходимую этой опере. А чего стоит ослепительный танец цыганки (Н. Палагина) во втором действии или невероятно пластичный танец Кармен в упоминавшейся сцене с кастаньетами!
Производят впечатление и хоровые эпизоды. Замечательные чистые голоса – такими голосами обычно исполняют духовную музыку! Но больше всего поразил хор ссоры из первого действия. Уму непостижимо – неужели можно петь (причем как!) и при этом реально изображать драку?
Ну и конечно, на высоте сольные партии, причем абсолютно всех персонажей, включая контрабандистов (Ремендадо – И. Сироткин, Данкайро – С. Костюк, Фраскита – М. Карпенченко, Мерседес – О. Резаева), а также Цунигу и Моралеса (С. Москальков).
Но над всем этим возвышается Екатерина Мельникова, не просто вошедшая в образ главной героини, но живущая им. Привлекает как ее голос, так и необычайная естественность движений и мимики. Надо отдать должное и Хозе – Николаю Дорожкину, продемонстрировавшему не только певческий, но и актерский талант.
Впечатляет мастерство оркестра (дирижер – А. Шадрин), в чьем исполнении есть не только какая-то особая выразительность, но и внимание к тембровой стороне звучания.
Но самое удивительное, самое неожиданное потрясение ждет публику в финале спектакля. Кармен убивает совсем не Хозе, а Микаэла! Вот что значит воля режиссера… Таков этот спектакль. Без преувеличения скажу – зрелище незабываемое. Если не верите – сходите в «Геликон», и тогда сами в этом убедитесь.
Евгений Метрин,
студент IV курса
Первая симфония Г. Малера – один из шедевров мировой музыки – с этим вряд ли можно поспорить. На мой взгляд, будучи автором лишь одного этого произведения, Малер уже мог бы войти в плеяду выдающихся композиторов позднеромантической эпохи. Но каким бы совершенным не было произведение, всегда встает проблема его интерпретации, трактовки исполнителями.
В тот день, насколько я мог судить, в Малом зале Московской консерватории не было свободных мест. Трудно сказать, что вызвало такой аншлаг. Может быть, любовь к органной музыке, а, может быть, желание познакомиться с творчеством и исполнительским мастерством молодых музыкантов. Это всегда особенно интересно для публики, выступающей в подобных случаях не только в роли слушателя, но и в роли своеобразного критика.
Нынешнее лето прошло для меня под знаком Рахманинова. Точнее – под впечатлением от его Третьего фортепианного концерта. Конечно, я и раньше неоднократно слышал это произведение великого мастера, но, как часто случается в жизни, что-то вдруг заставляет вернуться к ранее пройденному и увидеть все несколько по иному. Причиной в этом случае явился третий тур проходившего этим летом Конкурса имени Чайковского. Прослушав за три дня четыре разные интерпретации концерта, я вдруг понял, что должен сам еще раз осмыслить эту божественную музыку.