№ 9 (116), декабрь 2011

В очередной раз собравшись посетить концерт кафедры сочинения, я с интересом и трепетом отправилась 6 ноября в Рахманиновский зал. Мероприятие длилось около трех часов и предполагало участие большого количества музыкантов, в числе которых было 13 композиторов. Каждое из прозвучавших сочинений по-своему, но завладело вниманием слушателей. А «изюминка» некоторых композиций была настолько «вкусна», что зал кричал «браво!». Что-то из услышанного натолкнуло на размышления, что-то озадачило… После концерта мне удалось пообщаться с некоторыми авторами новой музыки.

Денис Писаревский (I курс, класс проф. Т. А. Чудовой), чье Трио для скрипки, виолончели и фортепиано под названием «Игра в ассоциации» завершило первое отделение, охотно дал комментарии к своему сочинению. В первую очередь меня взволновал вопрос музыкальной формы, которая, по словам композитора, оказалась «ассоциативно реминисценционной». В ее основу легли три темы, и после каждого самостоятельного раздела можно было бы великолепно кадансировать. Многое призывало к завершению – и неоднократное повторение аккордового комплекса после трехголосной фуги, и в буквальном смысле «прохлопанные-протопанные» исполнителями ритмические фигуры. Однако ожидание окончания постоянно прерывалось внедрением чего-то нового.

Концептуальное «Преодоление времени» для малого барабана соло Василия Бычкова (II курс, класс проф. Т. А. Чудовой) прозвучало в исполнении Владимира Урбановича. Отправной точкой для музыкальных «размышлений» композитора стала картина Михаила Матюшина «Движение в пространстве». Созвучным замыслу художника было использование ритмических возможностей малого барабана: «Преодоление времени – это цель всего сочинения». Начиная с равномерных ударов в музыку постепенно вносится ритмический дисбаланс. Просто поразительно, сколько технических приемов возможно задействовать! Это и стук пальцами по коже барабана, и извлечение стонущего, протяжного звука при помощи фрикционного шарика, и бросание на мембрану стеклянных шариков и палочек, удары палочки о палочку. Ключевой удар по полу завершил пьесу своеобразным «погребением» звуков.

В сочинении «Шаг» для баяна соло из цикла «Ноктюрны» Денис Хоров (II курс, класс проф. Ю. В. Воронцова) также акцентировал внимание на способах звукоизвлечения. В руках Виталия Кондратенко баян то «попискивал» и «повизгивал», то шипел, то завывал. К сожалению, не все «приемы игры» удалось разглядеть: пюпитр с масштабной партитурой практически полностью загородил от публики исполнителя, чередующего «постукивание» по инструменту с «поглаживанием» и беззвучными ударами по кнопкам.

С Тремя фортепианными миниатюрами дебютировал Андрей Килин (I курс, класс проф. Л. Б. Бобылева). Автор сам исполнил свои сочинения, идея которых заключается в движении от атональной первой пьесы к тональной третьей через смешение целотоники и пентатоники во второй. На мой вопрос «почему движение от атональности к тональности, а не наоборот?» композитор заметил: «А зачем усложнять? Нужно идти к простоте, учиться высказывать глубокие мысли простыми средствами».

(далее…)

№ 9 (116), декабрь 2011

Cубботним вечером 22 октября слушатели стали участниками «Сказочных странствий» (так назывался концерт современной эстонской музыки в Рахманиновском зале). Произведения Лепо Сумера, Арво Пярта и Урмаса Сисаска наполнили зал фантастическими образами, удивительными мягкими загадочными созвучиями. Программа концерта была составлена очень органично – каждая последующая пьеса воспринималась как новый этап одного сказочного путешествия, обрамленного «звездными» композициями У. Сисаска – «Южное небо» и «Северное небо». Таинственный мир музыки словно создавал аллюзию старой истории о Пер Гюнте, но в свежих красках современного минимализма, апофеоз которой воплотил последний номер музыкального вечера – Пьесы из цикла «Северное небо» Урмаса Сисаска.

О творчестве этого композитора программка концерта гласила: «Используя соотношения траекторий планет Солнечной системы, Сисаск создал так называемую космическую музыкальную грамоту, в которой девять нот носят латинские имена планет Солнечной системы, и даже придумал специальную клавиатуру – клавиатуру Вселенной. С их помощью он пишет свои произведения, посвященные и подсказанные звездами». Действительно, тихие звучности, скромная фактура, сдержанная динамика и внутренняя статика его произведений погрузили весь зал в созерцание воображаемых блеклых и далеких созвездий.

Каждая из пьес цикла «Северное небо» озаглавлена именем созвездия, которое у автора ассоциируется с определенным состоянием, обозначенным через дефис: Персей-Медитация, Водолей-Сон, Андромеда-Сила, Волопас-Кружение и т. д. С одной стороны, композитор направляет фантазию слушателей, с другой – раскрывает свои ощущения космического мира. Пьесы разворачиваются непрерывно, плавно перетекая одна в другую, подобно любопытному взору, блуждающему по звездному небу в поисках знакомых созвездий. Рождение каждой ясной интонации, словно вытекающей из зыбких звуковых масс, подобно просветлению в запутанном звездном мире.

Цикл был дополнен визуально – хореографией. Декорации из огромных прямоугольных плит, стоявшие весь концерт на сцене, словно ожили после долго сна – они наполнились переливами света ярких цветных прожекторов и движениями танца. Два танцора воплощали противоположности: статика и динамика, пассивность и активность, безволие и сила, старость и молодость, раскаяние и соблазн. Условные движения танца в стиле модерн, постоянные чередования сольных номеров, продиктованные контрастными сменами настроений пьес, отсутствие сюжетной канвы не конкретизировали видимое, позволяя каждому сидящему в зале понимать происходящее на сцене субъективно.

Единственным драматическим моментом действа стали два последних номера, где танцоры соединились. Сцена, наполненная глубоким сакральным смыслом, была подобна спору двух противоположных начал. Камнем преткновения стала монашеская сутана, которую танцоры после каждого квази-конфликтного столкновения передавали друг другу подобно жребию. Они словно отправлялись с ней в духовный путь, чьим символом стали прямоугольные плиты декораций: танцоры с грохотом роняли их на пол, а потом очень осторожно, как по раскаленными углям, по ним проходили. Объединение противоположных начал завершило композицию – персонажи сплелись в единую фигуру, подобно главной и побочной партии в репризе сонатной формы после сложнейшей разработки…

Единение инструментальной музыки и танца давно достигнуто в балете. Но данная композиция несла в себе и что-то свежее. Это было взаимодействие видимого-слышимого на пороге новой концертной традиции.

Ковалева Елена,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (116), декабрь 2011

5 ноября симфоническим концертом в Большом зале Московской консерватории открылся XXXIII Международный фестиваль современной музыки «Московская осень».

По сложившейся традиции фестивальные концерты форума, перешагнувшего свой 30-летний рубеж, на протяжении всего ноября представляют новую музыку – сочинения различных стилистических направлений и разных составов, от небольших камерных опусов до крупных оркестровых полотен. Большое внимание уделяется исполнению произведений молодых авторов, студентов и аспирантов Московской консерватории и других музыкальных вузов России. В суровых условиях современной творческой жизни, когда услышать свою симфоническую партитуру, а тем более в исполнении хорошего оркестра, далеко не просто, это, безусловно, очень важная практика и уникальная возможность.

На открытии фестиваля-2011 первым прозвучало сочинение «Paramusic» молодого композитора Владимира Горлинского, недавнего выпускника Московской консерватории (класс проф. В. Г. Тарнопольского). Партитура, написанная в 2008 году в качестве дипломной работы, знакома слушателям по композиторскому конкурсу youtube, стартовавшему в апреле прошлого года, лауреатом которого стал В. Горлинский. Название сочинения происходит от одного из значений приставки «πᾰρά» – «сверх». В композиции используется весьма абстрактный материал: фактически только гаммы и арпеджио с изменяемым шагом. Будучи многократно наложенными друг на друга, эти простейшие ряды перестают быть различимыми в качестве отдельных элементов. Так образуется единый «сверхзвуковой» поток, который лучится и переливается множеством цветов. Сложнейшая партитура прозвучала в замечательном исполнении Государственного симфонического оркестра «Новая Россия» под управлением Фредди Кадена.

Продолжился вечер исполнением Концерта для четырех саксофонов в двух частях Александра Чайковского. Сочинение было написано по заказу Мюнхенского ансамбля саксофонистов, а премьера состоялась в рамках Дягилевских сезонов в городе Пермь. Особенность этого концерта состоит в том, что автор расценивает ансамбль солистов как один общий сверхинструмент, используя многогранные возможности этого сочетания. Первую часть завершают каденции каждого из инструментов, в которых раскрываются особенности тембровой окраски этих разновидностей саксофона. Тонкий лиризм, юмор, а местами и сарказм, присущий характеру композитора, сквозит во всей ткани произведения. Кода концерта обращает нас к интонациям латиноамериканской музыки: по словам автора, на эти интонации его натолкнул образ Остапа Бендера, грезившего о сладкой жизни в Рио-де-Жанейро. На вечере в Большом зале сочинение исполнили заслуженный артист России Алексей Волков и лауреаты международных конкурсов Леонид Друтин, Игорь Гуревич и Дмитрий Сарасек.

(далее…)

№ 9 (116), декабрь 2011

8 ноября в рамках фестиваля «Московская осень» в Доме композиторов состоялось Пятьдесят седьмое симфоническое собрание, представленное оркестром «Русская филармония» (художественный руководитель и главный дирижер Д. Юровский, дирижер С. Тарарин). В концерте приняли участие лауреат международного конкурса, заслуженный артист РФ Н. Горбунов (контрабас) и лауреат международных конкурсов А. Кабдурахманов (ударные инструменты). С вступительным словом к присутствующим в переполненном зале обратились председатель Союза композиторов Москвы О. Галахов и посол Албании в РФ г-н Сокол Гиока. Повышенный интерес публики был вызван интереснейшей программой, целиком состоящей из премьер.

В начале первого отделения прозвучала одночастная «Аллилуиа» (2010) В. Пальчуна. В основе оригинального сочинения лежит постоянное возвращение к главной теме, которая создана из четырехзвучной комбинации мелодических элементов знаменного распева XVI века; ее непрерывное развитие и динамическое нарастание приводит к мощной кульминации в конце. Оркестр прекрасно справился со сложной задачей, воплотив в реальном звучании масштабный замысел автора. Затем в композиции Д. Сайдаминовой «Тамерлан» для симфонического оркестра и ударных А. Кабдурахманов продемонстрировал виртуозное владение солирующими инструментами, погрузив слушателей в мир этнической музыки.

Не так часто на отечественной эстраде можно услышать современные произведения для солирующего контрабаса. Тем интереснее было знакомство с новым Концертом для контрабаса с оркестром (2011) В. Довганя, посвященным Н. Горбунову. Творческое сотрудничество этих музыкантов существует давно: В. Довгань – автор нескольких ансамблевых и сольных произведений для контрабаса, которые также впервые были исполнены Н. Горбуновым. Лирико-драматический характер Концерта нашел убедительное воплощение: интерпретацию солиста отличали глубокая продуманность художественных образов, великолепная штриховая техника, безупречная точность интонирования, тембровая красочность и особая сила звучания контрабаса, благодаря чему даже в самых громких оркестровых эпизодах сольный инструмент всегда был прекрасно слышен в зале. Концерт имел заслуженный успех и стал настоящим подарком для ценителей современного музыкального искусства.

В начале второго отделения оркестр исполнил «Semper idem» (2010) В. Чернелевского. Такое название (в переводе с латыни «Все тот же») – концептуально, произведение начинается с темы, сочиненной автором еще в возрасте 6 лет. А завершила вечер премьера произведения «Oisosfonia» А. Печи, одного из самых известных современных албанских композиторов. Это сложнейшее сочинение музыканты «Русской филармонии» исполнили с большим мастерством.

(далее…)

№ 9 (116), декабрь 2011

«Натюрморт студентам показывать пока не рискую: боюсь голодных обмороков…» – я думаю, многие сразу вспомнили всеми нами любимого Василия Григорьевича Кисунько… 5 ноября в Рахманиновском зале состоялся вечер «Любимая Италия», посвященный памяти профессора. У многих, наверное, возникает вопрос: «Но почему именно Италия?» Эта страна – синоним культуры, искусства и истории, и именно здесь Василий Григорьевич стажировался в 1981-1982 годах.

В концерте, который был полностью посвящен Италии, звучала музыка разных эпох: и хорошо знакомые слушателям композиторы, такие как Джованни Пьерлуиджи да Палестрина, Джироламо Фрескобальди, Доменико Скарлатти, Джакомо Пуччини, Джузеппе Верди, и не очень знакомые – Джулио Бриччальди, Акилле Симонетти. В концерте принимали участие студенты и выпускники Московской консерватории и ВГИКа, где работал Василий Григорьевич.

В переполненном Рахманиновском с трудом удалось найти место на подоконнике, и с самого начала в зале возникла теплая атмосфера. Музыкальные номера были «разбавлены» видеосюжетами, которые подготовили Ян Ионов и Мила Разгон, а также Владимир Ефременко и Анастасия Бельская. Среди музыкальных номеров были сольные – Мария Лесовиченко (клавесин), Елена Тарасова (фортепиано), Вера Альперович (фортепиано), Михаил Турпанов (фортепиано); дуэты – Мария Лесовиченко и Анастасия Лесовиченко (гобой), Юлия Покровская (скрипка) и Иван Покровский (скрипка); Анна Ларионова (альт) и Елена Власова (фортепиано); вокальные номера – Екатерина Шевалдина (сопрано) и Алиса Куприёва (партия фортепиано), Людмила Ляхова (меццо-сопрано) и Михаил Турпанов; звучал духовой квинтет консерватории «Modus Vivendi».

В завершение концерта состоялась премьера короткометражного фильма «Полет…» (режиссер – Ян Ионов), в котором была использована запись мотета «Tu es Petrus» Дж. Палестрины в исполнении вокального ансамбля «Intrada» (художественный руководитель – Екатерина Антоненко). Это действительно был Полет, и, может, оказавшись ненадолго в небе – мы смогли стать ближе к Василию Григорьевичу…

Концерт был полностью подготовлен преподавателями Московской консерватории – Еленой Тарасовой и Романом Кузьминым и, конечно же, студентами, которые помнят и любят Василия Григорьевича. Каждый, кто выходил на сцену, выкладывался на все 100 процентов. Это чувствовалось, и стоит сказать «cпасибо!» всем, кто участвовал в организации.

«Что такое музыка? Это организация звукового материала»… – говорил Василий Григорьевич. И любил вспоминать: «После лекции подходит ко мне “утонченная” натура, как правило, мужского пола и говорит, запинаясь и нервничая: “Но… ведь это же не просто… организация… звукового материала?..” На что я отвечаю: “Я и не говорю, что просто. Это очень непросто“».

Снежана Сунцова,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (116), декабрь 2011

Фестиваль Большого зала продолжается. 17 ноября состоялся очередной концерт, в котором звучала музыка Бетховена – три последние фортепианные сонаты. За роялем – народный артист России профессор Михаил Воскресенский.

Подобные концерты надолго остаются в памяти: проходят неделя, месяц – а воспоминания такие же волнующие и живые, как в тот вечер. Но что именно запомнилось? Пытаясь в этом разобраться, приходишь к выводу: не детали, не частности, а что-то крупное, цельное, всеобъемлющее. Некое единое звуковое пространство и особая «генеральная интонация», которая проходит насквозь через всю музыку и оставляет в душе слушателя трудноуловимый, но ясно ощутимый отзвук.

Если попытаться выразить впечатления от услышанного самыми простыми словами, получится, наверное, так: мягкость, тепло, доброта. А еще – мудрость и покой. И – тайна. Чтобы воплотить все это в звучании, исполнителю необходим не только талант, не только высокий уровень мастерства, но и огромный опыт – как художественный, так и чисто человеческий. Далеко не всякому музыканту, даже одаренному, подвластна тайна музыки последних сонат Бетховена.

У Воскресенского тайна была заключена прежде всего в звуке. Иногда казалось, что это уже не фортепианный звук. Рояль как будто исчезает – на смену ему приходит какой-то неведомый инструмент. В звуке не остается ни следа «ударности»; порой он совершенно истаивает, оказывается на грани исчезновения, но при этом никогда не становится бледным и поверхностным: всегда сфокусированный, внутренне наполненный… Особенно удивительным был финал последней сонаты: в теме Ариетты – затаенные аккорды с гулкими басами и тонко прорисованной мелодией; в последних вариациях – струящаяся звучность в высоком регистре, как поток тихого, чистого света.

Но звук – лишь одна из сторон музыки; другая – время, ритм, форма. Внутри каждой из сонат ощущался единый поток времени – он мог ускоряться или замедляться в соответствии с происходящими «событиями», но в целом его течение было неторопливым, без суеты. Поэтому все темповые контрасты получились очень органичными (в том числе в ор. 110, столь необычном по композиционному замыслу) и форма целого была выстроена безупречно.

Более того, все три сонаты прозвучали как единый сверхцикл. Его пронизывали общие «мотивы» и «темы» как смысловые константы – они были тонко подмечены исполнителем; их повторное появление всякий раз было вполне узнаваемым. Светлая, теплая лирика окутала слух уже с первых тактов сонаты ор. 109; затем вернулась в ор. 110, но в несколько другом эмоциональном освещении (и в иной тональной окраске: E-dur звучал ярче и теплее, As-dur – мягче и приглушеннее). Активное, действенное начало заявило о себе в первой части ор. 111, но по-особенному, именно в духе позднего Бетховена. Не острое переживание конфликтов, а сдержанное повествование; не динамика настоящего, а воспоминание о событиях прошлого. К этой же сфере принадлежит и музыка второй части ор. 110. Вдруг вспомнился маленький эпизод из педагогической деятельности профессора Воскресенского: студент в классе играл это скерцо, очень «старался», получалось резко и даже агрессивно; Михаил Сергеевич остановил его и сказал: «Нет, не так, это ведь очень добрая музыка…»

(далее…)

№ 8 (115), ноябрь 2011

В англиканской церкви Святого Андрея, что неподалеку от московской консерватории, состоялся необычный концерт под названием «Осень в джазовых тонах». Организаторы соединили в одной программе совершенно разные жанры и стили. В первой половине вечера вниманию слушателей предстала органная музыка, а во второй – джаз! Казалось бы, что может быть экзотичнее?!

Сначала царило классическое церковное звучание. В исполнении Анны Сусловой, лауреата международных конкурсов, мы услышали произведения Баха, Вивальди и токкату Мюлле. В очередной раз меня поразило звучание органа в стенах католического собора, особенное, нежели в концертном зале, – казалось, будто они созданы друг для друга. Техника исполнительницы была практически безупречна, особенно интересно было наблюдать за легкостью движения рук и ног. На бис Анна исполнила на органе популярную джазовую пьесу, Прозвучало довольно оригинально, публика оживилась, и пришло время джаза.

Вторую половину вечера на сцене блистало трио Фармаковского. Три инструмента вели беседу, словно три человека. Один – модно одетый денди, второй – англичанин в шляпе-котелке, а третий – знатный американский джентльмен. Именно он задавал настрой беседе. Англичанин был четок и пунктуален и «вставлял свои реплики» вовремя и по делу, поражая своим блестящим «языком». Первый же, хоть и виртуозно солировал, зачастую «общался невнятно». Зато втроем они были неотразимы и сливались в одно изысканное джазовое целое.

Прозвучали пьесы Паркера, Эллингтона, Керна, а в завершение было сочинение самого Ивана Фармаковского – джазовая обработка музыкальной темы из кинофильма «Профессор». В отличие от классических джазовых тем она была нестандартной для импровизации, постоянно хотела выбиться из квадрата и протянуться подольше. Было интересно, как все инструменты пытаются удержать тему, которая так и хотела вырваться на свободу.

(далее…)

№ 8 (115), ноябрь 2011

19 октября Большой симфонический оркестр им. П. И. Чайковского под управлением Владимира Федосеева выступил на Фестивалe Большого зала консерватории. В концерте прозвучали музыка Малера и сразу две премьеры современных композиторов: три драматических фрагмента Романа Леденева «Последний полет» и вокально-симфоническая сюита для баритона с оркестром Гии Канчели «Не печалься» (российская премьера).

«Последний полет» Роман Леденев создал в 2009 году в память о Марии Валентиновне Распутиной – дочери выдающегося русского писателя, которая трагически погибла в авиакатастрофе в Иркутске в 2006 году. Марию Валентиновну очень многое связывало с Московской консерваторией: сначала она здесь училась, потом работала. Весть о том, что ее нет в живых, потрясла многих.

Композитор попытался передать всю горечь потери, которые пережили ее близкие, родные и друзья. И это действительно получилось. В музыке много трагизма, но есть и моменты светлой лирики (к примеру, самое начало). Несмотря на то что автор определил жанр сочинения как «три драматических отрывка», оно воспринималось очень цельно. Зал в этот вечер был полон. Слушатели сумели по достоинству оценить премьеру сочинения и тепло приветствовали композитора.

Вокальный цикл Гии Канчели «Не печалься» создавался по заказу Симфонического оркестра Сан-Франциско и впервые прозвучал в 2002 году. Тогда солировал Дмитрий Хворостовский. Московская же публика услышала известного латышского певца, солиста Латвийской оперы Эгила Силиньша.

Цикл построен по принципу рондальности. Функцию рефрена выполнял «грозный» эпизод на «ff», которым открылось сочинение. По контрасту с его наступательной энергией звучали лирические фрагменты, например, светлая тема на словах: «Но видит Бог, есть музыка над нами». Это казалось очень символичным – такое звучание можно было и вправду уподобить волшебной, божественной музыке. Всех присутствующих в зале покорила красота сочинения, которым завершилось первое отделение концерта. Можно сказать, что в этот вечер современная музыка и слушатель нашли друг друга.

(далее…)

№ 8 (115), ноябрь 2011

23 сентября в Конференц-зале рахманиновского корпуса состоялся концерт «Русский романс от Глинки до Прокофьева». В самом маленьком, но очень красивом и уютном зале Московской консерватории солистка Большого театра Елена Брылева исполнила известные романсы под мастерский аккомпанемент профессора Ирины Кирилловой. Провела «встречу в музыкальной гостиной» ее «хозяйка» – профессор И. А. Скворцова.

Вот уже одиннадцатый год как в Конференц-зале каждый месяц проходят концерты, так или иначе связанные с историей и современной жизнью Московской консерватории. Свое мастерство демонстрируют не только ведущие профессора разных факультетов, но и их студенты, аспиранты и выпускники. Встречи в музыкальной гостиной, по сути, представляют собой традицию салонного музицирования. Небольшой зал, в котором исполнители находятся в двух шагах от слушателей, как нельзя лучше способствует созданию особой атмосферы сопричастности искусству.

За время существования «Гостиной» темы встреч были самые разнообразные – премьера вокального цикла И. Соколова «Далекая дорога», выступление «золотого дуэта» профессоров консерватории Е. Сорокиной и А. Бахчиева, ансамбля старинной музыки «La squadriglia», ансамбль флейт «Сиринкс», вечер музыки для фагота и многое другое. Здесь выступали профессора Фортепианного факультета Д. Сахаров, Е. Кузнецова, В. Гинзбург, Е. Натансон и А. Любимов; профессора Оркестрового факультета К. Рыбаков, А. Рудин и Л. Раков, З. Шихмурзаева, М. Яшвили и В. Попов, профессора Вокального факультета Г. Писаренко, П. Скусниченко, К. Кадинская. Сентябрьским вечером Е. Брылева и И. Кириллова романсами Глинки, Танеева и Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова и Прокофьева открыли в музыкальной гостиной новый сезон концертов «Мастера вокального искусства».

Обе исполнительницы – выпускницы Московской консерватории: летом 1981 года И. Кириллова окончила Фортепианный факультет и сразу стала концертмейстером в классе Н. Л. Дорлиак, а осенью в этот класс поступила первокурсница Е. Брылева. С тех пор прошло немало лет. Елена Брылева исполнила практически все партии главных сопрановых героинь в оперных шедеврах (Виолетта, Джильда и Лауретта, Марфа, Снегурочка, Царица ночи и мн. др.). Она пела в миланском театре Ла Скала и Венской государственной опере, в театре Шатле в Париже и Норвежской опере, в Операх Кельна, Нанта, Ниццы, была солисткой дюссельдорфского театра «Немецкая опера на Рейне», с 1991 года – солистка оперной труппы Большого театра, где в настоящее время имеет гостевой контракт. Ирина Кириллова стала лауреатом международных конкурсов в Париже и Гааге, выпустила более 70 учеников, провела немало мастер-классов на территории России и за рубежом.

(далее…)

№ 8 (115), ноябрь 2011

Разговоры вокруг XIV Международного конкурса имени Чайковского не утихают до сих пор. Еще долго это главное культурное событие ушедшего лета будет являться причиной многих обсуждений и споров. На мой взгляд, интересной темой для беседы могут послужить специально сочиненные для этого конкурса произведения, входившие в программу II тура. Напомню, что для виолончелистов свое сочинение предоставил Кшиштоф Пендерецкий («Violoncello totale»), для скрипачей – Джон Корильяно («Stomp»), а для пианистов Родион Щедрин сочинил «Чайковский-этюд».

 «Перед нами стояла задача не из легких: написать такое сочинение, чтобы конкурсанты могли показать не только свои технические возможности, но и ощущение драматургии целого, а также сориентироваться в авторских агогических и темповых обозначениях, – рассказывает в одном из интервью Родион Константинович. – Мне думается, что для такого престижнейшего соревнования, как конкурс Чайковского, писать бирюльки неуместно. Технически это очень непростое сочинение. Но если аппарат пианиста позволит, оно прозвучит очень эффектно. У рояля 88 клавиш. Я не считал, но, по-моему, у меня использованы все до одной…»

«Чайковский-этюд» – виртуозное сочинение, на разучивание которого конкурсантам давалось всего несколько дней. Он прозвучал в 12 различных интерпретациях! И мне захотелось сравнить его исполнения двумя победителями: Даниилом Трифоновым (I премия) и кореянкой Йол Юм Сон (II премия) – ее прочтение жюри оценило как лучшее.

Интерпретация каждого прежде всего отличалась своим звучанием и драматургическим замыслом. У Д. Трифонова стальной звук, сухость, четкость ритмической пульсации, непоколебимый темп создают совершенно особый облик этой музыки: с одной стороны, она вызывает ассоциации именно с техническим этюдом, с другой – возникает механический, бездушный образ. Трифонов в своем исполнении чрезвычайно скуп на акценты (в отличие от многих других исполнителей этой пьесы), что по-своему интересно. Такая трактовка, воспринимаемая как драматургическая задумка исполнителя, напрочь лишает произведение всякой человечности и теплоты и держит слушателя в неослабевающем психологическом напряжении.

Если у Трифонова «Чайковский-этюд» получился как бы черно-белым, то у Йол Юм Сон он раскрашен в разные цвета. Здесь также господствует четкость пульсации, также чувствуется энергия, но она иного толка. Музыка играет, переливается, живет. Нервный, местами страстный звук наполнен теплотой. Это особенно захватывало слушателя, потому что пианистка музицировала наизусть (в отличие от Трифонова, который играл по нотам).

Помимо этих двух исполнений, пожалуй, отмечу еще одно, которое также сильно выделялось среди прочих. Это – интерпретация Филиппа Копачевского. Он особенно интересно строил драматургию пьесы, уделяя пристальное внимание мотивам, щедро расставляя акценты, играя с темпом… Это исполнение было привлекательно своим «режиссерским» подходом, что не могло не вызвать горячую симпатию и даже восторженный прием слушательской аудитории.

Первое прочтение специально, как бы для тебя лично сочиненных произведений выявляет настоящий дар художника. Конкурсанты становятся ответственными за судьбу музыки, выпуская ее «в свет» из-под своих пальцев. Они должны ощутить композиторский замысел как свой, проявить настоящее «охотничье» чутье к новому нотному тексту. Ведь нередко бывает и так, что именно исполнитель открывает в произведении то, что подчас совершенно неведомо самому автору.

Наталья Сторчак,
студентка IV курса ИТФ

В музыкальном искусстве судьба новейшего произведения во многом зависит от исполнения. В этом есть своя закономерность: к примеру, если пианист неважно сыграет Третью сонату Шопена, публика будет его упрекать, но ей и в голову не придет критиковать композитора. А что происходит с современной, только что написанной пьесой? В случае неудачи все «шишки», как правило, летят в автора: дескать, «что это он такое понаписал?» И это происходит потому, что у публики в сознании нет стереотипа, она не знает, как это должно исполняться.

Концертная пьеса «Чайковский-этюд» Родиона Щедрина сразу попала в руки сильных пианистов, прошедших во второй тур конкурса. Далеко не многие ее исполнения показались убедительными. Прислушиваясь в антрактах к репликам публики, я с огорчением заметила, что не все поняли и приняли это произведение. Некоторые удивлялись названию «Чайковский-этюд», говоря, почему бы не назвать эту пьесу просто «этюд»? Очевидно, они не уловили интонационных связей с творчеством П. И. Чайковского, в частности, с фортепианной пьесой «Песнь жнецов» из цикла «Времена года» op. 37a № 8.

Однако несколько превосходных исполнений произведения Щедрина обратили на себя внимание. Я хотела бы рассказать о двух из них – непохожих друг на друга, но очень убедительных, впечатляющих своей продуманностью. Это исполнения Александра Лубянцева и Франсуа-Ксавье Пуазы. Оба пианиста осмыслили и прочувствовали эту музыку по-разному.

А. Лубянцев, артист, обладающий утонченным вкусом и истинной музыкальностью, всегда очень чуток к деталям. Ни единую ноту не обделяет он своим вниманием, и при этом целостность концепции ничуть не страдает. Его благородное туше – украшение любой кантилены – сохраняет свою певучесть даже в самых быстрых темпах, благодаря чему возникает такой феномен как поющие пассажи. Исполнение пьесы Щедрина дало ясную и целостную картину всех интонационных деталей произведения, которые он показывал с помощью мельчайших агогических отклонений, детализации и индивидуализации штриха. Под пальцами Лубянцева «Чайковский-этюд» заиграл всеми оттенками, не давая уснуть воображению слушателя.

Ф.-К. Пуаза, напротив, мыслил это произведение как токкату. Это ощущалось в интонационном посыле исполнителя, трактовавшего фортепиано скорее как ударный инструмент, что свойственно традициям исполнительских школ Испании и отчасти Франции – родины пианиста. Он строго придерживался темпа, который взял в самом начале, и сделал упор на яркие динамические контрасты и виртуозность. На протяжении почти всей пьесы пианист сохранял и единство штриха – отрывистого, точечного, очень подходящего для исполнения пьес токкатного типа.

(далее…)