№ 2 (163), февраль 2017

С 1997 года в театре «Геликон-Опера» идет спектакль «Кофейная кантата» на музыку И. С. Баха в постановке Олега Ильина. Кантата исполняется на немецком языке. Афиша гласит: «Музыкальные сеансы с дегустацией кофе». И действительно, в камерной обстановке зала «Покровского» зрителей ожидают места за столиками, где во время спектакля должны появиться чашки с ароматным напитком.

Вы не увидите здесь исторических платьев: на всех действующих лицах строгие черные костюмы, белоснежные фартуки и колпаки – ведь не только слуга, но и Стародум с дочерью Лизеттой занимаются приготовлением кофе. Половину спектакля артисты мелят зерна, натирают до блеска посуду, варят кофе и разливают его по чашкам, которые затем Слуга разносит зрителям, учтиво сопровождая угощение немецкими фразами в духе Bitte schön! Здесь нет возвышающейся сцены, музыканты располагаются позади актеров – пространство зала не разделено на две части, благодаря чему публика словно вовлекается в происходящие события.

По дороге на спектакль я несколько тревожилась за барочную музыку: как будет звучать кантата в современном театре, не специализирующемся на аутентичном исполнительстве? Однако опасения оказались напрасны: никакого огромного оркестра мы не увидели, инструменталистов оказалось четко по одному человеку на партию. По сути, даже не было дирижера в современном понимании: Михаил Егиазарьян руководил исполнением, как в старые времена – сидя за клавесином. Не помешало и то, что в силу обстоятельств в качестве клавесина использовали синтезатор.

В целом звучание не было перегруженным, музыканты старались соблюдать барочную стилистику, пусть даже на современных инструментах. Особенно порадовало исполнение континуо – партии, включающей инструментальный бас (звучавший на виолончели) и гармонию на клавесине. Певцы, в особенности сопрано, понравились меньше: все же академическая выучка Лизетты, с широким вибрато (чрезмерным для музыки той эпохи), давала о себе знать. Со стороны других инструменталистов мне, как человеку искушенному в области аутентичной игры, не хватило остроты, звонкости, четкости артикуляции. Однако вряд ли стóит в чем-то винить артистов – скорее, нужно пожелать нашей музыкальной культуре большей осведомленности в делах исторического исполнительства, которое давным-давно активно развивается на Западе и делает отдельные, редкие, но,надеюсь, твердые шаги в России.

В постановке хотелось бы больше действия: если во второй половине спектакля публика в ожидании своей очереди была занята наблюдением за тем, как Слуга разносит кофе, то в начале не было ничего примечательного, кроме приготовления напитка и перебранки отца с дочерью. Однако Елена Семенова, исполнявшая роль Лизетты, оживляла происходящее различными деталями: время от времени она поворачивалась к оркестрантам, дирижируя ими или же показывая снятие в конце фразы. Весьма интересно был обыгран заключительный терцет: в лучших традициях барокко певцы все вместе встали у пюпитра с нотами и под руководством Лизетты принялись музицировать, перелистывая странички и словно на ходу выбирая, что бы теперь спеть.

Может показаться странным то, что консервативный отец Стародум, который всеми возможными способами пытается запретить дочери пить кофе, считая его вредным, сам участвует в приготовлении напитка и привлекает к этому Лизетту. Соответствует ли такое сценическое решение мировоззрению героя? С другой стороны, с самого начала спектакля звон посуды и варка кофе на виду у публики оживляют обстановку, делая ее реалистичной, а уютный интерьер, стилизованные подсвечники, лепнина, звучащая музыка – все переносит нас в соответствующую эпоху (не хватает лишь обещанных в программке картин, развешанных по стенам). Зритель будто сам оказывается в кофейне – быть может, это и есть знаменитая кофейня Циммермана, где Бах исполнял свою кантату?!

Когда отзвучал последний аккорд, артисты не торопились уходить. Дирижеру-клавесинисту тоже предложили продегустировать кофе: Probieren Sie, bitte! – и стали кланяться публике, лишь получив одобрительный ответ: Das ist… fantastisch!

Алеся Бабенко,
IV курс ИТФ

№ 2 (163), февраль 2017

Дон Карлос — Андреа Каре

6 декабря на сцене Большого тетра прозвучала опера Джузеппе Верди «Дон Карлос». Премьера этой постановки состоялась еще в 2013 году, к двухсотлетнему юбилею композитора. Тогда главные партии исполняли известные российские и зарубежные певцы, в том числе Мария Гулегина, блиставшая в роли принцессы Эболи. Был большой успех и благоприятные отзывы критики. Сейчас, спустя три года, спектакль вызвал противоречивые чувства.

«Дон Карлос» – одна из самых трагических опер Верди. Слушая еe, вспоминаешь слова маэстро о дворце испанских королей: «Эскориал суров и мрачен, как и властители, которые его воздвигали». В тоже время, это опера насыщена контрастами и драматическими столкновениями, в ней несколько любовных интриг сплетены с политическим заговором. Такая сложность сюжета требует от постановщика умения расставить акценты, подчеркнуть ключевые моменты. Воплощая перипетии либретто, важно не забывать о музыке.

Тибо — Алина Яровая, Эболи — Мария Гулегина

Английский театральный режиссер Эдриан Ноубл бережно и чутко отнесся к замыслу композитора. Он не стал переносить действие в другое время, что в случае с исторической оперой зачастую выглядит нелепо. Постановщику удалось передать угрюмую искованную атмосферу испанского двора, показать довлеющий над всеми героями страх. Но кульминациям, столь свойственным драматургии Верди, подчас не хватало силы и убедительности. Это ослабило динамизм действия – несмотря на то, что была выбрана сокращенная, миланская редакция произведения. Особенно это относится к финалу оперы, который в этой версии прозвучал довольно неубедительно, возникло даже ощущение прерванного действия. В целом постановке не хватило оригинальной режиссерской концепции, так как даже при строгом отношении к авторскому замыслу всегда есть возможность для находок.

Елизавета Валуа — Анна Нечаева, Дон Карлос — Гектор Сандоваль

Двойственные чувства остались от декораций, придуманных Тобиасом Хохайзелем. С одной стороны, сценическое оформление, безусловно, красиво. Перед зрителем предстает перспектива дворцовых помещений, уходящая вглубь сцены. Такое решение отвечает стилю эпохи Возрождения, к которой относятся события оперы. Но, как бы ни была хороша декорация, неизменное присутствие ее на протяжении четырехчасового спектакля все же несколько однообразно. Особенно это касается зрителей-немузыкантов, которым именно зрелищная сторона постановки часто помогает сохранять интерес в течение всего произведения. Кроме того, снег в кабинете короля или сад без деревьев выглядят довольно странно. Некоторое однообразие оформления скрашивали яркие костюмы Морица Юнге, сумевшего передать роскошь испанских придворных одежд.

Противоречивым показалось и музыкальное воплощение. Однозначно понравился оркестр под управлением Кери-Линн Уилсон. Его звучание отличала выразительность, слышно было, что все музыканты стремились раскрыть смысл произведения. Значение этого нельзя переоценить, ведь «Дон Карлос» – опера с широкой системой лейтмотивов, большая часть которых развивается именно в оркестровой партии.

К сожалению, певцы порадовали меньше. Среди них только Дмитрий Ульянов в роли короля Филиппа сумел воплотить и вокальную, и сценическую стороны своей партии. В знаменитой арии, открывающей III действие, артисту удалось передать психологизм, характерный для образа короля – одного из сложнейших персонажей у Верди.

Не столь понравился Олег Долгов – Дон Карлос. Его игре временами не хватало реализма и убедительности, что особенно было заметно в финале II акта, в момент драматического столкновения инфанта и его отца. Кроме того, у него возникали и чисто технические трудности при пении в высоком регистре. В момент кульминаций солисту подчас не доставало силы голоса.

Недостатки вокальной техники были заметны и у Елены Евсеевой (королева), и Агунды Кулаевой (Эболи). Елене Евсеевой, как кажется, не хватало и понимания характера персонажа. Королева в ее исполнении не была идеальной героиней – благородной и возвышенной, а ведь именно эти качества составляют основу образа. В момент ссоры с королем (III действие) она вела себя довольно агрессивно, что идет вразрез с замыслом композитора. Резкие жесты и вскрики противоречат заложенному в партии чувству собственного достоинства.

Хорошо звучал хор (хормейстер – Валерий Борисов). Во многом именно благодаря хористам удались массовые сцены, очень важные в «Дон Карлосе». Глядя на хор и артистов балета, возникало ощущение, что перед нами действительно толпа испанцев XVI столетия – настолько «вжились» они в свои роли. С наибольшей силой проявилось это в финале II акта, где соединились разные хоры – народа и монахов. Произвела впечатление и краткая, но динамичная сцена бунта в финале III акта.

Спектакль в целом разочаровал. Несмотря на прекрасную музыку, местами он казался даже скучным. И причина этого – не отдельные недостатки (их можно найти почти в любой постановке) а то, что не возникло единое целое – захватывающая драма.

Анна Горшкова,
IV курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова

№ 1 (162), январь 2017

Сцена из спектакля «Гадкий утенок»

Вот уже второй сезон подряд Бетховенский зал Большого театра радует детей и их родителей по-настоящему захватывающим спектаклем «Байки о лисе, утенке и Балде». Соблюдая законы троичности русских сказок, он объединил в себе три совершенно независимых друг от друга музыкальных произведения разных композиторов и как минимум три сценических жанра… Одним словом, совсем не детский размах приняло это представление, скучать явно никому не пришлось!

Какие же произведения скрылись под кодовым названием «Байки»? Первые два миниатюрных шедевра были написаны классиками сто лет назад: это «Гадкий утенок» Сергея Прокофьева (сказка Андерсена для голоса и фортепиано) и «Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана» Игоря Стравинского (веселое представление с пением и музыкой). Третье сочинение, занявшее все второе отделение, — опера для солистки, женского хора, контрабаса, балалайки и фортепиано на стихи Пушкина и Тютчева «Сказка о попе и его работнике Балде» современного московского композитора Александра Праведникова. Он и стал инициатором всего музыкально-театрального действа, которое осуществилось благодаря слаженной работе музыкального руководителя постановки и дирижера Антона Гришанина, режиссера-постановщика Дмитрия Белянушкина, хореографа Рамуне Ходоркайте и многих других.

Сцена из спектакля «Сказка о попе и его работнике Балде»

Чтобы «Байки» не распадались на отдельные истории, был создан целый ряд музыкальных и сценических объединяющих моментов. А. Праведников блестяще справился со своей задачей: он написал инструментальные интермедии и хоровое вступление на детский стих Леонида Чернакова «Корова Петрова», тем самым придав архитектурную стройность представлению. Музыкальный язык композитора тоже стал своеобразным синтезом прошлого и настоящего: ритмы и гармонии классиков ХХ века переплелись с лирическими вальсовыми темами, джазом и экспериментальными тенденциями нынешнего века. Кроме того, рефреном всего действа стала яркая тема-шествие Стравинского: в его «Байке о лисе» она сопровождала выход и уход музыкантов через зал, а сейчас повторилась и в конце всего спектакля, прозвучав в едином ритме с бурными аплодисментами.

Для придания единства места, времени и действия в спектакле был найден оригинальный сценический лейтмотив. Сцены балаганного театра, ярмарки эффектно открывали оба действия, а также завершали представление. Получилось нечто вроде театра в театре. Сначала перед нами появлялись кукольные герои, потом они «оживали»: Лиса-плутовка с шикарным хвостом наравне с Петухом солировала у Стравинского, Утенок превратился в прекрасного Лебедя у Прокофьева. Не только куклы переходили из одного состояния в другое, но и сами актеры прямо на глазах у зрителей перевоплощались в разных персонажей, молниеносно облачаясь в следующий костюм. Это еще одно свидетельство того, что действие происходило«здесь и сейчас».

Нет ничего невозможного — опера, балет, пантомима, кукольный театр соединились в уютном камерном зале на полуторачасовом спектакле. Успех мероприятия обеспечило очень грамотное разделение функций всех участников, где каждый занимался своими непосредственными обязанностями. Женский хор, выступавший в роли комментатора (в стиле древнегреческих трагедий), и солисты-вокалисты профессионально и очень артистично исполнили свои партии. Их поддерживал оркестр и всевозможные инструментальные ансамбли. Представление можно сравнить с «Петей и волком»: здесь так же, как и у Прокофьева, благодаря многочисленным соло дети могут легко запомнить отдельные тембры (будь то балалайка, контрабас, цимбалы…). Особенно если учесть, что перед спектаклем музыканты в ярких запоминающихся костюмах продефилировали через весь зал со своими инструментами.

Под живую музыку на сцене развернулся целый круговорот событий. Актеры миманса с фотографической точностью передавали тончайшие нюансы, зашифрованные в звучащих произведениях. Являясь одновременно танцорами балета и «хозяевами» кукол, они в разных танцевальных стилях воспроизводили движения и эмоции своих героев. Поразительные трансформации происходили всего лишь на протяжении 15 минут: неуклюжие движения гадкого Утенка превращались в грациозные действия прекрасного Лебедя, а Лиса-плутовка была самим изяществом! Кстати, целых три актера оказались задействованными в создании ее образа, а двое из них руководили гигантским лисьим хвостом. Но иногда танцевальная труппа помогала солистам и хористам – проговаривала текст четкой скороговоркой. В такие моменты «глаза разбегались», хотелось поймать каждое слово и каждый звук. Возникал настоящий стереофонический эффект, так как музыканты располагались справа и слева от зрителей на вершине зала, а актеры — внизу на сцене.

Наверное, детям было непросто ухватить все и сразу, поэтому они обращали внимание больше на сценические моменты. Когда Балда щелкал попа по лбу, маленькие зрители в прямом смысле подпрыгивали с мест и чуть не бежали на сцену, вскрикивая: «А почему из головы дым идет?». Летающая Корова, царственный Лебедь с двухметровыми крыльями, разноцветный Петушок, Лиса с огненно-рыжим хвостом, двуликие фигуры Попадьи с Попом, находчивый Балда, скоморохи (они же бесенята)… За всей этой детской пищей для глаз скрывалось глубокое философское содержание. Тут уж родителям подоспела пища для ума: «Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок!»

Светлана Пасынкова,
IV курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова

№ 1 (162), январь 2017

3 ноября 2016 года в рамках дней культуры города Улан-Удэ в Москве на сцене Государственного академического Большого театра состоялось исполнение оперы Джаккомо Пуччини «Тоска».

Написанная в 1900 году и имевшая невероятный успех еще при жизни автора опера и по сей день остается одним из самых репертуарных и любимых публикой произведений во всем мире. Примечательно, что впервые в Большом «Тоска» прозвучала в 1930 году именно на сцене филиала, как и на сей раз.

Спектакль Бурятского государственного академического театра оперы и балета имени Г. Ц. Цыдынжапова был встречен с большим воодушевлением. Замечательно то, что режиссерское прочтение оперы оказалось очень близким авторской «букве» (режиссер Мариинского театра Юрий Лаптев). Публика несколько отвыкла от традиционных постановок, и было очень отрадно видеть на главной сцене страны классическую трактовку сюжета. Все детали декораций, каждая мелочь в костюме были хорошо продуманы и подобраны: роскошные интерьеры Римской церкви Сант-Андреа делла Балле, кабинет Скарпиа в кроваво-бордовых тонах и жутковатая площадь тюрьмы Сант-Анджело перенесли зрителя в Италию эпохи наполеоновских войн и произвели мощное впечатление (сценограф – Cергей Спевякин).

Нельзя не отметить высокий профессионализм бурятского оркестра под управлением Леонида Корчмара. Сочинение было прекрасно исполнено оркестрантами (хотя, к сожалению, иногда они расходились с певцами плюс были плохо настроены струнные). Особенно проникновенно прозвучало знаменитое соло кларнета в арии Каварадосси из третьего действия. А от накала страстей в финале оперы захватывало дух!

К подготовке оперы подключились лучшие артисты Бурятии. Сильно впечатлил барон Скарпиа (заслуженный артист Республики Бурятия и Монголии, обладатель Гран- при Международного конкурса им. П. И. Чайковского Ариунбаатар Ганбаатар), «рокерский» облик которого соответствовал его лейтмотиву – трем грозным аккордам. Певице Самбуугийнг Батчимэг удалось создать очень достоверный, трогательный и, одновременно, сильный образ Тоски. Партию Каварадосси исполнил лауреат международных конкурсов Михаил Пирогов. Публика с восторгом встретила бурятских артистов.

Ангелина Паудяль,
IV курс ИТФ

№ 9 (161), декабрь 2016

А. Нетребко и Ю. Эйвазов

По-настоящему ярким театральным событием этой осени, большим подарком для москвичей и гостей столицы стала премьера оперы Джакомо Пуччини «Манон Леско» в Большом театре. Более чем сто лет она ждала своего выхода на великую сцену – и дождалась. И как дождалась!

Историю необыкновенной любви кавалера де Грие к красавице Манон доверили рассказать опытнейшему театральному режиссеру Адольфу Шапиро. Привлечение на оперную «кухню» специалиста драматических спектаклей – решение хоть и в русле современных тенденций обновления оперной режиссуры, но весьма рискованное. Ведь все тонкости взаимоотношений, вся гамма чувств в первую очередь поются героями, и для того, чтобы опера зазвучала, необходимо быть чутким музыкантом: знать и партитуру сочинения со всеми вокальными партиями и оркестровыми интермедиями, и специфику акустики, и пластику, удобную исполнителям. При этом нужно постараться передать зрителю XXI столетия то, что хотел рассказать Пуччини на закате XIX-го, читая роман аббата Прево середины XVIII века! Однако Шапиро, уже зарекомендовав себя как талантливый оперный режиссер (за постановку «Лючии ди Ламмермур» Доницетти он был удостоен «Золотой маски» в 2010 году), со всеми этими задачами справился, и, как истинный гурман, приправил свое «блюдо» излюбленными театральными «специями».

Сцена из спектакля

Спектакль получился очень современным. Внешне событийная канва, касающаяся места действия и исторического контекста сюжета соблюдена точно, но с некоторой долей сказочности, что намеренно оттеняет и как бы оттягивает трагическую развязку. Первая встреча зрителя с героями происходит на фоне французского городка Амьен, выполненного… в миниатюре. Это сразу «укрупняет» роли исполнителей и одновременно вносит черты условности в повествование. Манон и де Грие даже покидают первое действие, не запрыгнув в экипаж (как указано в либретто), а взлетев над земными проблемами на воздушном шаре, который силой вспыхнувшей страсти поднял и унес их к облакам.

Очень интересная находка – белый задник, на котором при помощи компьютерной графики на наших глазах пишутся строки романа Прево. Текст, который читает зритель, не только прекрасно скрепляет события, но и становится единственной «декорацией» в финале: любовная исповедь насыщается признаниями и словами прощания, чувства переполняют героев (точнее – Прево!), от слез чернила начинают течь и вскоре на белом полотне не остается светлого места. Последняя сцена, в которой обессилевшая Манон умирает на руках де Грие, в постановке Шапиро превращается в высокую кульминацию.

Айноа Артета и Риккардо Масси

Музыка «Манон Леско» совсем непроста, как может показаться на первый взгляд. И, конечно, рассчитана на сильную пару главных героев. Учитывая, что оба состава солистов были представлены профессионалами мирового уровня, режиссер, лишь очертив определенную канву действия, дал им полную свободу. Это позволило певцам по-разному раскрыть присущие главным героям черты.

В первом составе партии Манон и де Грие исполняла эффектная супружеская пара – Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов, – неоднократно представлявшая эту оперу именно в дуэте. Юсиф был необычайно лиричен и поэтичен, Анна же внесла неповторимый, присущий ее характеру задор и игривость. На пресс-конференции после генерального прогона она заметила: «У меня сложилось свое виденье этой женщины, и оно не сильно меняется из постановки в постановку. Манон можно сыграть более опытной, а можно ее сделать совершенно невинной в начале, в зависимости от идеи режиссера. Но, прежде всего, она – женщина, неважно, какой национальности, она вызывала у мужчин определенные эмоции – бурные, страстные – это главное в ее образе, то, что я стараюсь донести».

Во втором составе главные партии пели Айноа Артета (Испания) и Риккардо Масси (Италия). Их дуэт отличался нежной гармонией: Айноа показала Манон более сдержанной и в то же время ранимой, искренне раскаивающейся в своих поступках, а Риккардо старался передать такие качества, как честь и достоинство своего персонажа, отчего самая откровенная сцена третьего действия стала настоящей вершиной их переживаний.

И все же самой сильной и одновременно самой сложной в эмоциональном плане сценой стал финал, где режиссер предоставил возможность максимально раскрыться мастерству исполнителей. Вот как описывает свои впечатления от этой сцены Юсиф Эйвазов: «Самая красивая музыка в финале – у Манон. Анна пела, а у меня текли слезы из глаз… Я вчера напрочь забыл обо всем, и на секундочку мне показалось, что мы действительно находимся в пустыне, и это последнее мгновение жизни. Это дорогого стоит…».

Финал оперы

Современную молодежную «нотку стиля» и легкую иронию в трактовку событий внесла художник-постановщик – талантливая Мария Трегубова. За сюртуками и платьями по моде XIX века прячутся кеды, современные вязаные шапочки и черные очки. А в сцене, когда убитый горем де Грие молит капитана и поет самые проникновенные музыкальные строки своей партии, на переднем плане идет гротескное «дефиле» других преступниц «легкого поведения» в духе нынешних извращенных вкусов. На вопрос о кукле – символе данного спектакля, – М. Трегубова ответила: «Возникла идея, что сама Манон – кукла. У нее есть своя маленькая кукла в руках, которая затем превращается в огромную – с ней, как с прототипом самой героини, что-то произошло. Сначала мечты, иллюзии, потом разочарование…»

Главному хормейстеру Большого театра Валерию Борисову удалось обогатить центральную любовную линию прекрасно прозвучавшими хоровыми картинами. Не было ощущения статичной толпы – артисты хора, блестяще справляясь со своими партиями, очень артистично заполняли все пространство сценического действия.

Итальянский дирижер-постановщик Ядер Биньямини также остался доволен совместной работой: «Хотя Пуччини и Верди мои любимые композиторы, «Манон Леско» для меня – тоже дебют. Очень важен в работе был диалог с исполнителями главных партий, я многому у них учился, между нами возникла взаимная энергия, которую вы почувствуете в спектакле. Хочу поблагодарить оркестр и хор театра за высокий профессионализм».

Действительно, дирижер продемонстрировал тонкое понимание партитуры Пуччини. Благодаря ему возникало ощущение динамики развития драмы, затягивающее слушателей в вереницу бурных событий, а в минуты сокровенной лирики время словно останавливалось.

Все шесть премьерных спектаклей прошли с невероятным успехом. Это был тот самый случай, когда в одном замечательном произведении «слились кисти» разных мастеров. «Манон Леско» Пуччини в постановке Большого театра рождает волнующее ощущение катарсиса, будто со старого доброго романа, когда-то будоражившего кровь, стряхнули пыль, оживив воспоминания прошлого.

Ольга Шальнева,
IV курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова

№ 9 (161), декабрь 2016

«Любите ли вы театр так, как люблю его я?», – вспоминаются знаменитые строчки в исполнении Татьяны Дорониной. Каждый посетивший удивительно добрые и в высшей степени интеллигентно поставленные спектакли петербургского детского музыкального театра «Зазеркалье», скорее всего, ответит: «Да!». Рассчитанные на абсолютно любого слушателя, они воспитывают в нем не просто музыкально грамотного, но и высоко образованного, культурного человека.

Редкие московские гастроли труппы из северной Пальмиры состоялись недавно в рамках I Фестиваля музыкальных театров России «Видеть музыку», организованного Ассоциацией музыкальных театров (рук. – Георгий Исаакян) при поддержке Министерства культуры РФ и ПАО «Лукойл». «Это большая честь участвовать и открывать фестиваль», – подчеркнул главный режиссер театра Александр Петров.

Все представления театра «Зазеркалье», показанные в течение недели, прошли буквально на одном дыхании. В Большом театре можно было окунуться в атмосферу жизни различных народов и эпох: от библейского «Ноева ковчега» Бриттена, предназначенного в основном для детского исполнения, японско-китайской темы «Мадам Баттерфляй» Пуччини и даосской притчи «Сказка о Соловье, Императоре и Смерти», до жизни немецкого провинциального театра начала прошлого века («Директор театра» Моцарта), событий в Италии первой половины ХХ столетия («Джанни Скикки» Пуччини, «Любовный напиток» Доницетти) и современного телевизионного канала «La Gazzetta», куда перенесено действие оперы Россини «Газета, или Брак по объявлению».

Каждая постановка, подобно отблескам самоцветов, раскрыла разные грани человеческих эмоций, а с точки зрения режиссуры, заставила под иным углом взглянуть на устоявшиеся интерпретации популярных итальянских опер. Во всех спектаклях чувствовался свой «почерк» театра: на экране или в декорациях обязательно присутствовал портрет композитора / драматурга, чье сочинение исполнялось в данный момент.

В новой сценической версии «Любовного напитка» фантазия А. Петрова пошла еще дальше. Каждому персонажу ради шутки была «присвоена» фамилия или имя известного деятеля итальянского искусства: Адина Малибран, Неморино Доницетти, его соперник Белькоре Беллини, хитрый мошенник Дулькамара Масканьи и его слуга Гаэтано.

Тщательно продуман был вопрос с языком либретто. И меломаны, и искушенные слушатели могли выбрать: слушать оперы на языке оригинала или в русском переводе (особенно это касается «осовремененных» разговорных диалогов «Газеты», выполненных Н. Голь, с итальянским текстом в музыкальных номерах). Примечательно, что дети, для которых по сути была написана одноактная опера Бриттена, наравне со взрослыми пели по-английски. Комические же оперы Моцарта и Пуччини, показанные в один вечер, наоборот, исполнялись преимущественно в русском переводе (только в «Директоре театра» звучал немецкий текст в музыкальных номерах).

Несомненной творческой удачей всех спектаклей стал превосходный певческо-актерский состав труппы. Их естественная игра и пластичность приковывали к себе внимание: хотелось не только слушать завораживающие по красоте голоса, но и смотреть на разворачивающееся действие гармоничного актерского ансамбля, где каждое движение, каждая режиссерская задумка были логически оправданы.

Театр «Зазеркалье» привез в Москву целую сокровищницу красивых голосов. Перечислю лишь некоторых исполнителей, у которых синтез вокального мастерства и актерской одаренности производил ошеломляющее впечатление. Это звенящий, серебристый голос миниатюрной Соловушки Марины Кудряшовой из даосской притчи. Это приятный нежный тембр Дарьи Росицкой, выступившей в партии Дораличе из «Газеты» и Жены Ноя в «Ковчеге». Это восхитительный сочный и очень сильный голос Елены Миляевой, исполнившей партию Адины-библиотекаря с изумительной филировкой. Это сладкоголосый красавец тенор Дамир Закиров, с которым публика познакомилась в роли звезды эстрады Альберто из «Газеты» и велосипедного мастера Неморино. Это прирожденные комические актеры Александр Подмешальский (Дон Помпонио, директор телеканала «La Gazzetta» в опере Россини) и Леонид Нечаев (Директор театра у Моцарта и ведущий шоу «Замуж вслепую» в современной интерпретации Россини).

Пением детского хора вместе с публикой протестантских хоралов в «Ноевом ковчеге» завершились гастроли «Зазеркалья» в Москве, символизируя своего рода единение всего человечества в благоговейном порыве. Причем, на такой «одухотворенной ноте» – в День музыки (1 октября)! И захотелось верить, что все музыканты – одна большая и дружная семья, и что «Зазеркалье» сможет в следующий раз снова подарить безмятежную радость и веру в чудо искусства!

Мария Зачиняева,
выпускница ИТФ

№ 8 (160), ноябрь 2016

В Екатеринбургском Театре оперы и балета 15–18 сентября с успехом прошли премьерные спектакли оперы Мечислава (Моисея) Вайнберга «Пассажирка», которая ранее в России не ставилась. Постановка состоялась в рамках крупного международного музыкально-театрального фестиваля «Моисей Вайнберг. Возвращение. 1919–1996. К 100-летию со дня рождения».

Фестиваль начался еще в 2015 году и продолжится до февраля 2017 года. Кроме того, запланирован показ оперы «Идиот» (силами Большого театра), концерты из произведений композитора, а также масштабная научная конференция, на которой ожидаются выступления авторов книг и аналитических статей, посвященных творчеству композитора. В перечне названных событий премьера «Пассажирки» занимает особое положение: хотя Вайнберг так никогда и не услышал эту оперу, даже в концертном исполнении, он считал ее главным делом всей своей жизни.

В конце 60-х близкий друг композитора Д. Шостакович, которого он считал своим Учителем, познакомил Вайнберга с будущим либреттистом А. Медведевым. Поводом к знакомству стала только что вышедшая в России повесть Зофьи Посмыш «Пассажирка из каюты №45». Шостакович знал, кому предложить сюжет, в котором описывается встреча уже в мирное время бывшей надзирательницы и заключенной Освенцима. В 1939 году, спасаясь от немецкой оккупации, Вайнберг бегством покинул родную Польшу – своих родителей и сестру он больше не увидел, все они погибли… Позднее он скажет: «Многие мои работы связаны с военной тематикой. Она продиктована моей судьбой, трагической судьбой моих родных. Я считаю своим нравственным долгом писать о войне, о том страшном, что случилось с людьми в наше время» (из интервью в журнале «Советская музыка», 1988, №9).

Публичная жизнь «Пассажирки» Вайнберга началась еще в 2006 году, когда на сцене Московского международного дома музыки состоялось ее концертное исполнение силами солистов, хора и оркестра Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Далее с успехом прошли театральные премьеры в Варшаве, Лондоне, Мадриде, Карлсруэ, Нью-Йорке, Чикаго и других городах мира. К работе в Екатеринбурге были приглашены: дирижер Оливер фон Дохнаньи, режиссер и сценограф Тадэуш Штрасбергер и художник Вита Цукан. Идею постановки одобрила писательница Зофья Посмыш – перед началом каждого спектакля на экранах показывали ее трогательное обращение к екатеринбургским зрителям.

Т. Штрасбергер осенью 2015 года посетил Освенцим (Аушвиц). Именно впечатления от этой поездки сыграли решающую роль в формировании режиссерской концепции будущего спектакля. Место действия в нем двухмерно: на трансатлантическом лайнере, где встречаются Лиза (бывшая надзирательница) и Марта (бывшая заключенная), и в лагере смерти (где содержатся Марта и ее возлюбленный скрипач Тадеуш), причем погружение зрителей в драму происходит в несколько этапов.

Сначала зритель издалека наблюдает за парой счастливых молодоженов на лайнере, немцев Лизы и Вальтера. Во второй картине действие уже переносится в бараки Освенцима среди непрерывно работающих печей по двум сторонам сцены, из которых постоянно идет дым. Зритель оказывается в гуще страшных событий, механизм трагедии запущен…В эпилоге оперы место действия возвращается на корабль. Перед нами зеркальный срез двух кают, Лиза и Марта сидят перед туалетным столиком, смотрят в зеркало, и кажется, что девушки смотрят не на свое отражение, а в лицо друг другу. Лиза сидит безмолвно. Марта, обращаясь к ней, к нам, и ко всем тем, кто не дожил до освобождения, поет последнюю фразу: «И вы, друзья, и вы, друзья мои, со мной. Ваши сердца во мне. Ваши слезы, улыбки во мне, ваша любовь во мне. Я знаю, я вас никогда, никогда не забуду…».

Конечно, ни одна режиссерская работа в опере, даже самая удачная, не отразила бы такой накал трагических событий без гениальной музыки. Боль, страдание, муки совести, печаль разлуки и радость встречи – все происходит в первую очередь в музыке. Оркестр находится в постоянном диалоге со слушателем, сообщает больше, чем способно выразить слово. Так в третьей картине, когда девушки в бараке называют города, из которых они прибыли, рассказывают свои истории и мечтают о свободе – музыка словно возносится, заполняя собой все земное пространство и выражая вселенскую скорбь. Именно музыка в восьмой картине венчает победу Тадеуша в духовном поединке с комендантом лагеря: приговоренного к смерти музыканта ради забавы просят сыграть пошлый вальс, а он начинает играть Чакону Баха. К солисту присоединяется оркестр, еще более возвышая звучание бессмертной музыки.

Исполнять партии главных героев такой оперы – задача не из легких. Очень сложно выдержать эмоциональное напряжение, в некоторых сценах казалось, что артисты ели сдерживают слезы. Пожалуй, самая сложная роль – Лизы. Пересекая океан, она словно пытается сбежать от своего прошлого, но, по иронии судьбы, оказывается бок о бок с ним. Партию Лизы исполняла дипломант международных конкурсов Ксения Ковалевская, которой, как мне кажется, удалось тонко передать всю внутреннюю борьбу, страх и стыд, который испытывает ее героиня при встрече со своей бывшей заключенной.

Эпиграфом к опере стала цитата из Поля Элюара: «Если заглохнет эхо их голосов, то мы погибнем». В сценическом и музыкальном варианте символом этой цитаты становится хор заключенных «Черная стена», который звучит в опере несколько раз, в том числе после расстрела Тадеуша в восьмой картине, когда по темной сцене медленно шествует толпа заключенных, которой нет конца. И уже не поймешь, поют ли это живые люди или к нам взывают голоса сотен тысяч невинноубиенных.

Состоявшаяся оперная премьера – исключительно важное событие в мировой музыкально-театральной жизни. Конечно, о привычном эстетическом удовольствии, которое ждешь от похода в театр, можно забыть, и хорошо, что создатели постановки тщательно подготовили к ней горожан, заранее распространив в прессе, на сайте и в буклетах краткое содержание оперы. «Пассажирка» Вайн-берга – это знак высокого гуманизма, культурный символ вне времени и национальных границ. На сцене воссоздана величайшая трагедия человечества, забыть о которой будет преступлением.

Ольга Шальнева,
IV курс ИТФ
Фото Сергея Гутника

№ 7 (159), октябрь 2016

Три! Два! Один! Alarm! Поехали!.. Взлет ракеты, крушение какой-то постройки в духе «Черного квадрата» Малевича и резкое fortissimo всего оркестра… Фантасмагорический мир оперы Сергея Прокофьева «Любовь к трем апельсинам», появившаяся в репертуаре Музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, с первых минут захватывает внимание зрителей.

Поставленная режиссером Александром Тителем и дирижером Александром Лазаревым в июне этого года к 125-летию со дня рождения композитора, опера вызвала большой интересу московской публики благодаря высокому уровню профессионализма певцов-артистов (а их партии требуют достаточно развитой вокальной техники) и оригинальной режиссуре, отличной от версий «Геликон-оперы» и театра Н. Сац. Еще с чикагской премьеры 1921 года «опера-скерцо» (выражение музыковеда Г. Орд-жоникидзе) была признана безусловным шедевром музыкального театра. И каждое ее последующее появление на сцене приковывало к себе внимание: что же еще можно придумать такого, что не обозначил в своей партитуре гениальный композитор-режиссер и что еще не показали в предыдущих постановках?!

Новая сценическая версия, частично перенесенная из Латвийской национальной оперы (постановка А. Тителя – М. Озолиньша 2013 года), приятно удивила разнообразием ассоциативных связей с различными историческими и культурными эпохами: от импровизированной комедии dell`arte XVIII века, куда отсылает одноименная фьяба Карло Гоцци (литературный источник «Апельсинов»), к живописи ХХ века и реалиям жизни второй половины XX – начала XXI. Абстрак-ционизм и супрематизм Малевича кроме знаменитого «квадрата» проявляются также в оживших геометрических фигурах II действия, безуспешно пытающихся развеселить Принца (Александр Нестеренко). Танцующая гимнастка (Ольга Костерина) на гигантском шаре из пролога напомнила «Девочку на шаре» Пикассо, а торчащие из повозки человеческая рука и нога мертвых принцесс на фоне пустыни – живопись Дали.

Главной задачей своей постановки Титель видел отказ от знаменитого приема «театр в театре», который изначально предполагался у Прокофьева. И в то же время, по мнению художника-постановщика Владимира Арефьева, авторы спектакля «попытались представить себе, что есть великий, вечный театр – театр улицы», где «каждый из нас может стать участником представления, исполнителем одной из ролей».
Уже в прологе пространство «театра улицы» погружает слушателей в водоворот городской, абсолютно современной толпы, где нашлось место и пожарникам – «Трагикам», и полицейским – «Комикам», и медикам – «Лирикам», и строителям – «Чудакам» в желтых жилетках, и неугомонным папарацци-фотографам, которым досталось роль «Пустоголовых»…

Веяние нынешнего времени, конечно, отразилось и на костюмах солистов, выдержанных либо в офисном стиле, как у Леандра (Андрей Батуркин), либо в духе хиппи, как у Смеральдины (Элла Фейгинова) или в рок-стилистике у Фаты Морганы (Ирина Ващенко). Внимания заслуживает их цветовая палитра: помимо оранжевого цвета апельсинов определенную «змеиную» символику несет зеленый цвет в платьях Фаты Морганы и ее подопечной Смеральдины, по-змеиному извивающейся в спектакле.

Особый интерес вызвало визуальное воплощение царства Креонты и превращение главных злодеев – Фаты Морганы, Леандра, Клариче (Лариса Андреева) и Смеральдины— в рок-группу«Orangetrash», раздавленную в конце спектакля катком и вкатанную в асфальт.

А мрачный зимний пейзаж военного лагеря с гуляющим белым медведем, колоритной крупногабаритной блондинкой Кухарочкой (Максим Осокин), с ракетной установкой «Creonta» и площадкой для ее запуска, скорее всего, отсылает слушателей к некой заброшенной ракетной базе. Объединение отрицательных персонажей в единый коллектив – квартет в духе популярных рок-групп «Skyforger» или «Зодиак» с точки зрения пластического решения спектакля готовится постепенно: каждый участник на протяжении всего представления немного пританцовывает (пусть даже и в разных стилях).

«Изюминкой» июньского спектакля стал видеоряд И. Сипуновой с острыми и меткими выражениями: «Тигра нам не хватало…» (про наряд Труффальдино), «Грубовато» (о падении Фаты Морганы на глазах Принца), «Почему три? [апельсина]», «Ну, накрутили…» и «Птицу ваще не видно…» (о путешествии Принца и Труффальдино за апельсинами), «Колонка не работает» (когда пытаются напоить водой принцесс)…
«Это история про то, что нельзя унывать. Про торжество смеха, искусство смеха. Про то, что если люди – хотя бы несколько человек – способны к самоиронии, то мир не безнадежен. Вот мы и позволили себе немного подурачиться» (Алек-сандр Титель).

Мария Зачиняева,
выпускница МГК

№ 6 (158), сентябрь 2016

На Первом всероссийском фестивале музыкальных театров «Видеть музыку» 5 октября Иркутский музыкальный театр им. Н. М. Загурского представит спектакль «Анна и Адмирал. История любви», музыку к которому написала выпускница МГК Татьяна Шатковская-Айзенберг.

Любовь «белого» адмирала Александра Колчака и княжны Ан-ны Тимирёвой, дочери В. И. Са-фонова – пианиста, знаменитого директора Московс-кой консерватории – одна из поэтичных страниц в истории России. Он старше ее, командующий флотом, примерный семьянин, она – жена офицера, недавно переехавшая в Гельсингфорс (Хельсинки) с мужем и маленьким сыном. Неожиданная, случайная встреча перевернула их жизнь. «Я Вас больше, чем люблю», – ответил Александр на пылкое признание Анны.

А потом разлука, редкие встречи и письма, которые спасали их от отчаяния. И вот, наконец, долгожданная встреча. «Для того, чтобы встретиться в Харбине мы с двух сторон объехали весь земной шар, но зато у нас был целый месяц счастья…» – с радостью писала Анна. Казалось бы, на этом их испытания закончились, но неожиданный арест Колчака в Иркутске помешал долгожданному воссоединению. «Арестуйте и меня. Я не смогу без него жить!» – сказала Анна, желая остаться с любимым до конца. А потом – расстрел Колчака. Они сидели в соседних камерах, и она видела, как его уводили…

Шли долгие годы ссылок, унижений, пыток, допросов. Но она не отреклась от своей любви, не предала его. «И если я еще жива, наперекор судьбе, то только, как любовь твоя и память о тебе!» – эти слова могла произнести только сильная женщина, сумевшая пронести свою любовь через всю жизнь.

Широкому зрителю история любви Колчака и Тимирёвой стала известна после выхода отечественного художественного фильма А. Кравчука «Адмирал» (2008) с участием К. Хабенского и Е. Боярской. А недавно эта тема получила музыкальное воплощение: в декабре 2015 года в Иркутске прошла премьера экспериментального музыкально-пластического спектакля «Анна и Адмирал. История любви».

Спектакль, поставленный главным режиссером Иркутского музыкального театра Анной Фекета, прочно вошел в репертуар. В его основе – пьеса, написанная А. Фекета по материалам писем и дневниковых записей героев, а также видеохроника начала прошлого столетия, запечатлевшая самого Колчака. В отличие от фильма, действие происходит в одном из иркутских лагерей – повествование идет от лица заключенной Анны, жизнь которой наполнена воспоминаниями об их встрече и времени, проведенном вместе.

В одноактном спектакле соединяются пение, разговорная речь (декламация) и пластика (хореография). Интересно трактованы участники любовного «треугольника»: обе женщины – Анна (Анна Рыбникова) и Софья, жена Колчака (Татьяна Кокина) – единственные поющие персонажи в спектакле. Голос Колчака (народный артист РФ Николай Мальцев), возникая в сознании главной героини и даже вступая с ней в диалог, звучит отдельно от визуального воплощения персонажа (артист балета Юрий Щерботкин), усиливая эффект ирреальности происходящего.

Музыкальная стилистика с характерной для мюзиклов эклектичностью и номерной структурой простирается от романтического вальса Анны в момент предчувствия зарождающейся любви, их с Колчаком яркого, в духе шотландской музыки танца «Зонтики» до бесстрашной рок-песни героини «Арестуйте меня! Для меня это счастье!» и банальной, грубоватой мелодии танца НКВДшников с девушками-заключенными под звуки баяна. В качестве инструментального сопровождения выступают скрипка (Алена Федоренко), труба (Андрей Васев), фортепиано (Ольга Бутыгина), баян (Михаил Тарасов), бас-гитара (Сергей Есиков), ударные, включая ударную установку (Игорь Мигунов). Музыкальным рефреном проходит тема любви, каждое ее проведение в новом варианте инструментовки подчиняется логике «крещендирующей формы», где финал становится кульминацией – настоящим оазисом нежности и любви, утраченной безвозвратно.

Замечательны слова Анны Фекета – режиссера, хореографа и либреттиста: «Наш спектакль – это гимн женщине! Гимн настоящей любви! <…> Это необычная, эмоционально сильная постановка, которая никого не оставит равнодушным».

Мария Зачиняева,
выпускница ИТФ

№ 5 (157), май 2016

Катерина Львовна – Мария Лобанова, Сергей – Олег Долгов

19 февраля 2016 года в Большом театре прошел второй премьерный показ оперы Д. Шостаковича «Катерина Измайлова», произведения с уникальной и невероятно сложной судьбой. Именно о ней, а точнее о ее первой редакции под названием «Леди Макбет Мценского уезда», уже два года с успехом шедшей на театральных сценах, в 1936 году вышла разгромная статья в газете «Правда». Печально известная публикация под названием «Сумбур вместо музыки» положила начало многолетним гонениям на творчество Шостаковича. Повторная премьера уже переработанной оперы состоялась в СССР лишь в 1962 году, пролежав почти 30 лет. Именно эту редакцию Большой театр представил в текущем 240-м сезоне.

Режиссер спектакля Римас Туминас больше известен публике драматических, нежели оперных театров. В 1990 году им был создан Малый театр Вильнюса, а с 2007 года он возглавляет московский Театр имени Вахтангова. Среди его драматических постановок немало обращений к русской классике – Чехову («Вишневый сад», «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры»), Лермонтову («Маскарад»), Пушкину («Евгений Онегин»), Гоголю («Ревизор»). А спектакль Большого театра по повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» знаменателен тем, что режиссер впервые обращается к оперному жанру.

Катерина Львовна – Мария Лобанова, Сергей – Олег Долгов

Туминас работает буквально с каждой мелочью. Авторский почерк для тех, кто знаком с его творчеством, очевиден. В «Катерину Измайлову», например, он вводит неких балаганных плясунов как символ абсурда, что происходит на сцене. Они неистовствуют во время симфонических «антрактов», усугубляя общий трагедийный накал, усиливая эмоциональный эффект от драматического действия. Поразительно тонкая режиссерская работа над концепцией спектакля чувствуется во всем. В течение всего вечера зрителя-слушателя не покидает ощущение гнетущей атмосферы предрешенности. Возникает своего рода идеальный театр, в котором музыка и драма соединяются в нерасторжимом единстве.

Умение работать со сценическим пространством, не перегружая его, но и не создавая ощущения пустоты – всегда было характерным качеством Туминаса. Скупое, аскетичное решение декораций (сценограф Адомас Яцовскис) не отвлекает от музыки и очень точно подходит сумрачному колориту музыки. Сценическое пространство ограничивают с двух сторон две стены серого и белого цвета, которые в зависимости от ситуации превращаются то в ворота внутреннего двора, то в перегородку в комнате Катерины, то в стены полицейского участка. Стены не менее символичны, чем плясуны – это аллегория заточения и удущающей мещанской атмосферы. При этом белый цвет наводит и на мысль о потребности Катерины в «высоком» – в любви, в детях. Недаром сцена в спальне происходит именно на белом фоне.

Зиновий Борисович – Максим Пастер, Катерина Львовна – Мария Лобанова

Символично и графическое решение костюмов (художник Мария Данилова): это невзрачные цвета одежды без принадлежности к определенной эпохе. В первом акте Катерина – единственный носитель цвета: она одета в серое платье, но с сине-изумрудным платком на плечах. Зато вокруг нее все грязного серо-черного оттенка. Единственное яркое пятно – ее платок, в который она кутается, словно пытаясь отгородиться от серости окружающей жизни. Особенно выразительно оформлено начало третьего действия, где Катерина в свадебном белом платье стоит у черной стены, а Сергей в черном костюме – у серой, обнажая темную суть свадебного праздника.

С певцами Туминас работает как с актерами, уделяя внимание вживанию в образ. Буквально каждый жест, каждая мелочь продумана. Так, Борис Тимофеевич (Андрей Гонюков) с неизменной плеткой в руках страшен в своей деспотичности, выдаваемой за заботу о сохранении патриархальных традиций. Зиновий Борисович в исполнении Максима Пастера бесцветен и покорен отцу. Сергей (Олег Долгов) – беспринципный альфонс, как он и был задуман Шостаковичем. Ярко представлена главная героиня (Мария Лобанова). Артистке удалось передать страшное одиночество и тоску по свободе, Катерина в ее исполнении выглядит женщиной с трагической судьбой, полюбившей беззаветно и жертвенно.

Сцена из спектакля

Высочайшей похвалы достойна работа хора (главный хормейстер – Валерий Борисов). В «Катерине Измайловой» большое значение имеют массовые сцены: в опере ощутимы черты народной драмы. Шостакович представил в музыке различные пласты общества: артисты с легкостью перевоплощаются то в дикую и грубую дворню, то в корыстолюбивых полицейских, то в завистливых гостей на свадьбе, то в обреченно безмолвствующих злобных каторжан. Хор олицетворяет драму без прикрас, со всей неприглядностью изображая ущербных и наглых, «униженных и оскорбленных», вызывая сочувствие к их ужасной судьбе. Режиссер усиливает значимость «народа» визуально: весь сюжет разворачивается как бы ретроспективно – действие начинается с толпы сгорбленных каторжан на сцене, образуя с финалом грандиозную эпическую арку.

Запомнились и второстепенные персонажи: задрипанный мужичонка (Роман Муравицкий), циничный пьянчуга-поп (Станислав Трофимов), откровенный стяжатель городовой, жаждущий «поживиться» (Александр Рославец), распутница Сонетка (Светлана Шилова), забитая дворовая девка Измайловых Аксинья (Мария Горелова). Колоритные характеры, выписанные Шостаковичем, получили соответствующее воплощение на сцене.

«Катерина Измайлова» – сложное симфоническое сочинение. Параллельно сценическому действию в этой опере развивается мысль «от автора» – полные трагизма «высказывания» Шостаковича в знаменитых семи симфонических антрактах. Дирижер-постановщик Туган Сохиев блестяще выстроил драматургию сочинения, оркестр и его многочисленные солисты замечательно исполнили сложнейшую партитуру.

Новая постановка «Катерины Измайловой» удалась, с чем мы и поздравляем Большой театр!

Ангелина Паудяль,
Лидия Саводерова,
III курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова