№ 3 (119), март 2012

В последнее воскресенье октября мне довелось побывать на необыкновенном вечере. В Малом зале консерватории был праздничный концерт из сочинений Валерия Григорьевича Кикты, неделей раньше отметившего семидесятый юбилей.

Почти все, звучавшее в этот день, – произведения, созданные композитором уже в новом столетии. Но в заключение вечера прозвучала концертная симфония «Фрески святой Софии Киевской» – сочинение начала 70-х годов. Такой ретроспективный финал был органичным и заставил задуматься над вопросом – какую музыку мы называем современной? Сочиненную недавно или новую с точки зрения музыкального языка? Актуальную сегодня, будь она сочинена хоть столетия назад, или, наконец, просто все, что настойчиво вливают сегодня в наши уши радио и телевидение? Ответ на этот вопрос нашелся позже.

В конце первого отделения юбилейного концерта исполняли сочинение 2011 года – Концерт для смешанного хора, солирующего дисканта, органа, арфы и ударных «Возвращение святой Цецилии» на слова автора. Напомню, чудесная фреска с изображением этой покровительницы музыкантов, находящаяся в Большом зале консерватории, фактически целиком была разрушена в годы Великой Отечественной войны и лишь спустя почти семьдесят лет была восстановлена. Так, свершившееся недавно знаменательное событие стало для Кикты поводом к написанию музыки. Но, думается, это произведение по праву можно считать современным отнюдь не только ввиду его недавнего рождения. Уникальность сочинений Кикты вообще в том, что он пишет музыку, дарящую миру радость. Это и радость от возвращения фрески домой, и благодарность, и воздаяние славы.

Замечательный мастер тембрового письма, в «Возвращении святой Цецилии» он создает особенное звучащее пространство, в котором хоровое пение сменяется проникновенным solo вступающего чуть погодя детского голоса. Постепенное crescendo этого вступления – как приготовление грядущего волшебства: словно медленно отворяется высокая дверь, за которой – свет. Гармония и Таинство – и в динамическом рельефе, почти всюду негромком, и в мягких диссонансах диатоники, и в величественном гимне органа, и в тихом звучании хора, словно сверху и издалека. Сама форма Концерта кажется стремящейся ввысь: ее кульминация – возвышенное и праздничное ликование, после которого возвращается материал вступления; его постепенное затихание, как и нарастание вначале, будто делает видимым процесс приближения и отдаления.

Истинной музыкой, по собственному признанию, композитор считает ту, от исполнения которой «слушатель постигает глубинное содержание, красоту и богатство гармонии, свет и радость, приносящие его душе утешение и успокоение». С этих позиций музыка самого Валерия Григорьевича – истинна, а значит, современна во все времена.

Полина Богданович,
студентка IV курса ИТФ

№ 2 (118), февраль 2012

Осенняя премьера знаменитого бродвейского мюзикла – событие, о котором, кажется, не слышал только ленивый. Афиши, плакаты и объявления, звучащие в метро, настойчиво приглашали всех желающих в Московский дворец молодежи. Меня такая громкая реклама обычно отталкивает, но в этот раз случилось иначе. Один из промозглых и холодных вечеров стал настоящим праздником!

Красочный глянцевый буклет с альпийским пейзажем рассказал, что истории необыкновенной австрийской семьи уже почти 100 лет. Мировую известность она получила после того, как в начале 50-х в Америке был создан спектакль «Звуки музыки», а позже по нему сняли фильм в Голливуде.

Оказавшись в зрительном зале, я была удивлена снующими в проходах продавцами, которые предлагали пришедшим в театр разную снедь. Подумалось: неужели достопочтенная публика будет жевать прямо здесь? Но, видимо, зрители пришли, поужинав, и хлеб не пригодился. Ждали зрелища…

И вот – свет погас, спектакль начался. С открытием занавеса поразили декорации. Действие первой сцены происходило в монастырских стенах, где в очередной раз не дождались свободолюбивую послушницу Марию, опаздывающую к назначенному сроку. Несколько сумрачный флер обители делался манящим благодаря большому декоративному витражу, расположенному высоко слева и будто пропускавшему свет. Получалось, что, глядя вперед на сцену, ты словно смотришь вверх. Подобным образом были оформлены также сцены в доме капитана Георга фон Траппа, отца семерых детей, гувернанткой к которым и была назначена Мария. Бесконечная бегущая вверх лестница и стеклянная крыша, через которую видно небо, – в такой дом попала молодая девушка. Музыка Ричарда Роджерса, написанная в традициях старого доброго американского кино, костюмы в стиле 30-х годов, с детства знакомые мелодии, которые новая гувернантка поет вместе с детьми, – все настраивало на легкий и приятный лад.

Главную роль исполняла блистательная Екатерина Гусева. Одна из лучших актрис современной сцены, она обладает не только ярким театральным талантом, но и музыкальностью. Звонкий и чистый тембр ее голоса – прекрасная характеристика юной и непоседливой Марии, так любящей петь. Ее заразительные песни пленяют своей наивностью, порой детскостью. Именно непосредственность и обезоруживающая доброта так скоро располагают к Марии всех семерых детей Георга. Даже его старшая дочь, немного надменная шестнадцатилетняя Лизль, оказывается очарована ею.

Жаль, но капитан Трапп (Валерий Панков) как певец оказался гораздо менее убедителен. Поначалу циничный, холодноватый и суровый, во втором акте он вместе с Марией и детьми принимает участие в семейном музыкальном фестивале. Знаменитая ария «Эдельвейс», которую он исполняет здесь, кажется и впрямь выступлением взволнованного конкурсанта. Но, впрочем, второй куплет, который подхватывают Мария и дети, снимает это впечатление.

И все же это не просто «Великая история любви», которую обещал яркий программный буклет. Хотя сначала кажется, что все, начиная с плаката в фойе, рисующего нежный поцелуй влюбленных на фоне тех же Альп и заканчивая музыкой, говорит только об этом. Комичный ансамбль монахинь, возмущенных неугомонной Марией, ее мечтательная ария о счастье, игривый дуэт Лизль и Рольфа, известная песенка, в которой Мария с семью детьми разучивает семь нот – рассказ о «корабле, плывущем обратно в дом», – все это эпизоды многоликой мирной жизни. Романтичный и добрый первый акт явно намекает на закономерную развязку отношений Марии и Георга – свадьбу. Но это вовсе не развязка. Действие модулирует из лирической истории в драматичную картину Австрии накануне войны.

Ошеломляющим становится один из ансамблей в начале второго действия. Начавшаяся веселая бытовая мелодия в духе австрийских песен в кульминации оказывается маршем, в котором слышатся звуки пулеметной очереди, а цветочная поляна на заднем плане постепенно становится красной. С этого момента в действии начинает преобладать тема войны и рейхстага. Капитан Трапп, ненавидящий Гитлера, отказывается от заманчивого предложения занять хорошую должность в немецком флоте, и музыкальная семья вынуждена тайно покинуть страну – к такой кульминации приходит история любви. Оказывается, что важной линией спектакля, наряду с лирикой, является идея чести, бесстрашия и несокрушимой верности своим убеждениям.

После падения финального занавеса остается ощущение светлой радости. Ведь это – история со счастливым концом, в которой с помощью музыки провозглашается главная истина: в любые времена необходимо верить в лучшее, и тогда вера и доброта обязательно подскажут правильный путь.

Полина Богданович,
студентка IV курса ИТФ

№ 2 (118), февраль 2012

Снова взявшись за перо и чернильницу, верней за клавиатуру и мышку, я остановилась в раздумье. Так случилось, что за прошедший месяц мой досуг был расцвечен посещением самых разных музыкальных мероприятий – о каком же рассказать? И тут в памяти возник один удивительный вечер, в атмосферу которого захотелось вернуться. Хотя бы мысленно.

В конце ноября в англиканском соборе Святого Андрея, что в пяти минутах от консерватории, был очередной воскресный органный концерт. Органистку звали Татьяна Калашникова – к моему стыду, это имя было мне не знакомо. Купленная зеленая программка любезно сообщала, что вечер носит название «Концерт-фантазия». Говорилось также, что будут исполнены сочинения Куперена, Баха, Моцарта, Франка и Регера.

Первая мысль, возникшая при появлении невысокой подвижной органистки – как ей удается совладать с таким величественным инструментом? Встретившись случайно глазами с Татьяной, я отметила ее взгляд – глубокий и живой. Подумалось, что человек, смотрящий так, именно так и чувствует.

Ожидания не обманули – вечер был на редкость воодушевленным и содержательным. Концерт открывала фа-минорная Фантазия Моцарта, в конце прозвучала Интродукция и пассакалья Регера в той же тональности. Такое обрамление программы было не случайным. Глубоко трагические произведения, отделенные более чем столетним временным интервалом, создали арку для звучащих в середине светлых сочинений Куперена и Франка, ясной фа-мажорной Маленькой прелюдии Баха. Не было случайностью и обращение к музыке французского барокко – Татьяна выступает не только как органистка, но и как исполнитель на клавесине. Открытием для меня стала музыка старшего брата всем известного Франсуа Куперена, Луи.

Исполнение Татьяны Калашниковой – не просто осмысление музыкантом содержания того или другого сочинения, но проникновение в его эпоху. Звучание музыки великого Баха возвышенно и строго, терпкие гармонии Регера и вязь его полифонических узоров окутывают странным обаянием. Символичным было и то, что когда закончилось последнее произведение и отзвучали аплодисменты, органистка обратилась к публике и сказала, что, не желая оставлять в сердцах слушателей настроения глубокой печали, хочет исполнить еще один баховский хорал. Его проникновенное и лучезарное звучание рассеяло драматизм фантазии Регера и завершило концерт.

Уходя из собора, я поймала себя на мысли, что хотела бы прийти сюда еще раз послушать Татьяну Калашникову. Игра музыканта, в которой сквозь призму сочинений великих авторов звучит и личность исполнителя, а индивидуальная субъективность восприятия входит в диалог с гениальным содержанием бессмертных музыкальных шедевров, может сама по себе быть эталоном искусства органной игры.

Полина Богданович,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (114), октябрь 2011

Удивительные вещи приходят порой в голову! Давно размышляю над вопросом о педагогике вообще и о своей работе в ДМШ в частности. И все кажется, что бьюсь там как рыба об лед. В самом деле, ну как, скажите на милость, заинтересовать этих детей – таких живых, умных, обаятельных подростков 12-17 лет, которым безразлично высокое искусство?!

Не подумайте только, что я не люблю свою работу. Несмотря на тотальную нехватку времени, крайне неудобный район и маленькую зарплату, работу я люблю. И этих непоседливых ершистых «чудищ», именуемых учениками – тоже. И коллектив у нас душевный. И с родителями я всегда на связи. Но школа, в которой имею честь преподавать музыкальную литературу, прямо скажем, рядовая. И находится в спальном районе, так что контингент там соответствующий – дети (по большей части, из немузыкальных семей) привычкой слушать и воспринимать серьезную музыку не обладают. Если малышей получается заинтересовать игрой, увлекательным рассказом, предваряющим прослушивание, то с ребятами постарше сложней.

Уже слышу праведные упреки в непрофессионализме и некомпетентности. Разумеется, я обладаю пока совсем небольшим опытом преподавания (несколько лет) и учиться здесь предстоит еще очень многому. Однако в целом мне обычно удается держать внимание аудитории, вести урок в форме интересной беседы, порой переходящей в диалог, иногда – в горячий спор. При этом, сохраняя неформальный тон общения, я не переступаю невидимой грани и не позволяю панибратства или неуважения. Люблю придумывать и фантазировать – последний выпускной экзамен у нас превратился в захватывающее соревнование двух команд. Ребята показали информированность в некоторых вопросах русской музыкальной культуры XX века, не дрожа от предэкзаменационного волнения.

(далее…)

№ 5 (112), май 2011

Мы знакомы семь лет. Обаятельный и одаренный музыкант, студент композиторского факультета, балалаечник, эрудит и юморист – это все он, мой друг Павел Алексеев. Он пишет не только музыку, но и стихи: грустные и смешные, серьезные и сатирические – разные. А еще он, при всей открытости и добродушии, очень скромен в отношении к себе и своим достижениям и этим тоже выделяется среди сверстников, коллег по цеху. О его школьной золотой медали я узнала случайно, так же как и о недавней победе на композиторском конкурсе в Санкт-Петербурге. У него совсем нет желания покрасоваться, зато есть огромное стремление развиваться, большая требовательность к себе. И большая внутренняя свобода.

Среди плеяды молодых авторов для небольшой творческой зарисовки мне захотелось выбрать именно его. Встретившись, мы разговариваем о музыке и поэзии, о прошедшем и настоящем, о мировых музыкальных гениях и о том, по какому пути может дальше пойти искусство.

На вопрос о том, кто из великих композиторов повлиял на его становление как музыканта, кто особенно близок и любим, он первым называет Петра Ильича Чайковского. И ударяется в воспоминания о том, как еще в школе, вдвоем с замечательным педагогом Павлом Петровичем Переходовым (просит – «О нем напиши обязательно!») пробовали играть в четыре руки Четвертую симфонию, как впервые узнал Пятую и Шестую…

Рассказывая о своих впечатлениях от знакомства с музыкой, мой собеседник добавляет, что еще одним серьезным потрясением для него были произведения Сергея Сергеевича Прокофьева с их удивительным оптимизмом, с разными гранями искрометного юмора, а также творения Николая Яковлевича Мясковского, полные благородства, искренности и глубины. А когда речь зашла о том, насколько в его собственных сочинениях слышно преклонение перед гениями русской музыкальной культуры, отвечает: «Я никогда не ставил целью копировать кого-то, писать “в стиле” какого-либо композитора…»

(далее…)

№ 3 (110), март 2011

Удивительно разнообразна концертная жизнь консерватории. И на улице, и в учебных корпусах цветные афиши вежливо приглашают вас окунуться в музыкальный мир. В одном зале выступает знаменитое трио, в другом – премьера очередного шедевра с непонятным названием, там – встреча с нашумевшим композитором или открытые уроки иностранного маэстро, а здесь читает курс лекций именитый ученый…

Среди столь яркой палитры музыкальных событий как будто затерялось одно недавнее выступление в зале им. Мясковского: студентка последнего курса Ирина Сопова и аспирантка Злата Чочиева играли сонаты для альта и фортепиано. Вечер среды в соединении с лютым московским морозом не обещал аншлага, и предчувствие оказалось верным: небольшой Белый зал едва ли был заполнен наполовину. Случилось так, что мне доверили вести этот концерт. (далее…)