Концерт для диджея
№ 4 (111), апрель 2011
Услышав слово «диджей», первое, кого мы представляем, – это человек, играющий музыкальные «миксы». Как правило, диджеи выступают в ночных клубах, исполняя так называемые «сеты» из музыкальных композиций. Но каково было мое удивление, когда перед концертом знаменитого ансамбля ударных инструментов Марка Пекарского в Рахманиновском зале на афише под составом исполнителей я увидела небольшую надпись: «В концерте принимает участие Ганс Хольмман (диджей)»! Такое событие было невозможно пропустить.
В программе было несколько сочинений Владимира Мартынова. Концертный зал собрал множество совершенно разных людей: любителей музыки, студентов и профессоров консерватории. Не осталось ни одного свободного места. Первое, на что все обращали внимание при входе в зал, – диджейский пульт, который стоял перед сценой. Все были в предвкушении чего-то необычного.
В караоке-клубе «Лампа» состоялся творческий вечер Дениса Бриля. Руководитель «БРИЛЬянтового джаз-клуба» поведал собравшимся о своем нелегком пути, исполнил несколько собственных произведений и поделился планами на ближайшее будущее. «Джаз – как жизнь, прожить которую по заданным нотам очень трудно, хочется выйти за существующие рамки, – признался он. – Именно тогда и получается нечто живое, яркое и неповторимое».
В 2007 году Д. Бриль организовал «BRILLIANT JAZZ CLUB» – джазовый клуб семьи Бриль и их друзей. За три года существования в нем участвовали многие известные музыканты и актеры – их привлекают не только теплая творческая атмосфера клуба, но и семейные традиции рода Бриль: народного артиста России, профессора РАМ им. Гнесиных, пианиста Игоря Бриля; братьев-саксофонистов Александра и Дмитрия, руководителя проекта Дениса. «Я очень люблю, когда в музыке существует “семейный подряд” и когда дети вместе с отцами делают общее дело, – сказал на одной из встреч А. Макаревич. – Очень важно то, что ребята хорошо знают и чувствуют традицию, но на ней не задерживаются. Они стараются делать музыку сегодняшнего дня. Это немногим джазменам свойственно».
«Опера – умирающий жанр?» – робко спросил кто-то… О, ужас! Ведь именно под таким заголовком вышла 4 февраля 2011 года одна из отечественных телепрограмм «Пресс-клуб – XXI» на канале «Культура». Подумать только! В стране величайших оперных композиторов мира – Чайковского, Мусоргского, Бородина и Римского-Корсакова – возник столь возмутительный вопрос! Что случилось? Как ТАКОЕ могло произойти?
Опера «Иоланта» Петра Ильича Чайковского, написанная по одноактной драме Генриха Герца «Дочь короля Рене», традиционно предстает на сцене хорошей доброй сказкой, где главная героиня обретает счастье и прозевает. Такой выбор, на первый взгляд, более чем не характерен для Чайковского, который прежде всего искал в сюжете сильную личную драму или острые внешние конфликты. В «Иоланте» мы не находим ни того, ни другого – даже слепота девушки не мешает ей быть счастливой. Другой аспект – воспевание света, вечного и Божественного, мог привлечь композитора ввиду его преклонного возраста («Иоланта», как помним, его последняя опера). Но, видимо, секрет заключается в либретто Модеста Чайковского, в котором уместились обе стороны содержания. Брат композитора внес как раз ту атмосферу таинственности и неясности, меланхолии, которые Петр Ильич прекрасно и с неизменным мастерством отразил в музыке.
Постановка 1997 года, которую можно сегодня увидеть на сцене Большого театра, – отличная попытка раскрыть истинный смысл «Иоланты», ведь опера, бесспорно, имеет глубоко религиозную основу. И хотя в советский период она ставилась довольно часто, ни одному спектаклю не удавалось настолько приблизиться к авторской интерпретации. Впервые за многие десятилетия (более 60 лет) «Иоланта» идет с оригинальным текстом Модеста Чайковского, а это, несомненно, сразу же возвращает весь пласт авторского подтекста и религиозных символов. Режиссер-постановщик Георгий Ансимов подчеркивает, что Иоланта – веселая и беззаботная девушка в начале оперы, у нее нет причин для глубокой грусти. Томление первого ариозо – это не тоска, а тревога, предчувствие того, чего она никогда не понимала из-за своего недуга. Предчувствие света.
Самую нашумевшую премьеру прошлого сезона в Большом театре – оперу Альбана Берга «Воццек» – вместе с москвичами осенью смогли увидеть еще 16 миллионов зрителей по всему миру. Прямую трансляцию из Большого театра вел знаменитый французский канал «Меццо». А сейчас спектакль выдвинут на национальную премию «Золотая маска»-2011 в семи номинациях: лучший оперный спектакль, лучшая работа режиссера, лучшая работа дирижера, лучшая работа художника и художника по свету, лучшая женская роль, лучшая мужская роль. Судьба премии решится 15 апреля.
Версия оперы в постановке режиссера Дмитрия Чернякова, выступившего одновременно в качестве художника-постановщика и художника по костюмам, сильно отличается от первоисточника. В ней нет немецкого духа и XIX века. Все костюмы современные, сцена театра превращена в подобие киноэкрана, на котором то возникают, то исчезают отдельные сцены. Основные места действия – ресторан с вентиляторами под потолком и комнаты, уставленные мебелью IKEA. Можно долго и безрезультатно рассуждать о достоинствах и недостатках такого подхода к постановке, но бесспорным остается одно: Чернякову удалось создать нечто такое, что потрясает зрителя, никто не уходит из зала равнодушным.
Концерт, на котором мне удалось побывать прошлым летом, проходил в довольно необычном месте – на летней веранде загородного ресторана «Политика». В первом отделении звучали Трио из цикла «Времена года» («Зима» и «Лето») Пьяццоллы, Пассакалия для скрипки и виолончели Генделя, Романс для виолончели и фортепиано Рахманинова, пьеса современного итальянского композитора Джованни Соллима «Lamentatio». После антракта – джазовый репертуар (Денис Мацуев – фортепиано, Андрей Иванов – контрабас, Дмитрий Севастьянов – ударные).
Почему именно Польша? Об этом весьма доходчиво и с юмором поведал в своей вступительной речи Ярослав Тимофеев. По его словам, обращение именно к польской анимации не было связано со специальными идеями или настроениями. Это просто концерт! Можно рассматривать его и как жест «дружбы народов» в наше весьма непростое в политическом отношении время. Также можно вспомнить, что, например, и культурный центр «Актовый зал» проводил в марте ушедшего года Дни польской анимации. В концерте «Живой дорожки» было представлено десять разных фильмов широкого временного диапазона – от 50-х годов прошлого века вплоть до 2006 года.
Радикальность формальных экспериментов, на которые идут польские режиссеры-аниматоры, поражает и сейчас. А необычайная художественная свобода кино открывает широкий простор для полета композиторской мысли.
В отношении необычного использования инструментов была интересна и задумка Вероники Затула. Она написала музыку к «философскому» кино «Солнце. Фильм без камеры» (1977, реж. Юлиан Антониш). «Аллегорию скоротечности человеческой жизни на фоне постоянства Вселенной» (а именно так было описано «содержание» этого фильма в краткой программке) композитор попробовала передать при помощи детской гармошки.
Примечательно обращение иностранного автора к классическому сюжету русской литературы (либретто Алексея Парина). Но интересно, почему этот чеховский сюжет не снискал себе желающих преобразовать его в оперу среди российских композиторов? Ведь язык великого русского писателя обладает большой музыкальностью (что побудило, например, Рахманинова написать романс «Мы отдохнем» из финала чеховского «Дяди Вани»). Главная причина, как мне кажется, кроется не в проблеме адаптации прозаического текста к вокальной просодии, а в особенностях сценической драматургии «Вишневого сада».