№ 7 (114), октябрь 2011

Я не ученый-статист, не менеджер по продаже билетов на концерты классической музыки, я всего лишь студентка Московской консерватории. Но почему-то музыка, которую мы, молодые музыковеды, изучаем и которой, наверное, должны «болеть и жить только ей одной», совсем нас «не затягивает».

Я не могу сказать, что мне не нравится классическая музыка: я люблю играть Моцарта, Гайдна, Шопена, Прокофьева… Если мне предложат пойти на какой-нибудь очень хороший концерт, я с удовольствием пойду. Но, когда я сижу дома и выбираю, что бы мне такого послушать для души, я ставлю отнюдь не классику. И не я одна так поступаю.

Общаясь с музыкантами старшего поколения, видя их горящие глаза, когда они говорят о классической музыке, я со стыдом отдаю себе отчет в том, что не разделяю их запала. Думаю, это не я такая плохая, а это время такое: другое поколение, другие условия жизни.

Начнем с традиционного вопроса: какую музыку называть классической? Написанную в период с конца XVII по XXI век? А как же Средние века и Возрождение? Ведь изучение этого пласта переживает бурный расцвет в наши дни. Многие из современных музыкантов погружаются в эту культуру с головой, ощущая некое духовное родство с эпохами давно минувшими. История развивается по спирали…

Важная причина «охлаждения» современной музыкальной молодежи к классической музыке – расширение информационного поля, доступ к невиданным доселе услугам. Мы окружены бессчетным количеством музыкальных стилей, течений и направлений – классика, джаз, рок, поп, рэп, регги, этно, фолк… В рамках каждого из них существуют десятки разновидностей. Что ни день, то появление нового ансамбля, группы, солиста. Раздвижение пространственно-временных границ позволило изучать, исполнять и слушать традиционную музыку внеевропейских культур… Во всеобщем шуме таких разношерстных течений классическая музыка потерялась.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Удивительные вещи приходят порой в голову! Давно размышляю над вопросом о педагогике вообще и о своей работе в ДМШ в частности. И все кажется, что бьюсь там как рыба об лед. В самом деле, ну как, скажите на милость, заинтересовать этих детей – таких живых, умных, обаятельных подростков 12-17 лет, которым безразлично высокое искусство?!

Не подумайте только, что я не люблю свою работу. Несмотря на тотальную нехватку времени, крайне неудобный район и маленькую зарплату, работу я люблю. И этих непоседливых ершистых «чудищ», именуемых учениками – тоже. И коллектив у нас душевный. И с родителями я всегда на связи. Но школа, в которой имею честь преподавать музыкальную литературу, прямо скажем, рядовая. И находится в спальном районе, так что контингент там соответствующий – дети (по большей части, из немузыкальных семей) привычкой слушать и воспринимать серьезную музыку не обладают. Если малышей получается заинтересовать игрой, увлекательным рассказом, предваряющим прослушивание, то с ребятами постарше сложней.

Уже слышу праведные упреки в непрофессионализме и некомпетентности. Разумеется, я обладаю пока совсем небольшим опытом преподавания (несколько лет) и учиться здесь предстоит еще очень многому. Однако в целом мне обычно удается держать внимание аудитории, вести урок в форме интересной беседы, порой переходящей в диалог, иногда – в горячий спор. При этом, сохраняя неформальный тон общения, я не переступаю невидимой грани и не позволяю панибратства или неуважения. Люблю придумывать и фантазировать – последний выпускной экзамен у нас превратился в захватывающее соревнование двух команд. Ребята показали информированность в некоторых вопросах русской музыкальной культуры XX века, не дрожа от предэкзаменационного волнения.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Детская музыкальная школа… В класс на урок музыкальной литературы со сверкающими глазами и шумными восклицаниями вбегают не успевшие отдохнуть после занятий в общеобразовательной школе дети… Обмениваясь последними новостями, они занимают свои места, и кто-то с интересом задает вопрос: «А сегодня что слушаем?». В ответ класс наполняют величественные звуки органа, и дети замирают во внимании…

Что они чувствуют в тот момент, когда звучит Бах? Ведь все мы знаем, что классическая музыка интеллектуальна, сложна для восприятия без специальной подготовки. Чтобы хоть немножко приблизиться к детскому мышлению, понять и прочувствовать эмоциональное состояние ребят во время соприкосновения с музыкальным искусством, я решила поговорить с ними о том, любят ли они классику, что такое классическая музыка и зачем она нужна. Ответы были интересные, неожиданные и трогательные. Вот некоторые из них:

«Музыка – это то, во что композитор вкладывает свою душу. И когда музыкант играет мелодии, он играет с чьей-то душой».

«Музыка – это душа. Она открывает перед нами двери. С музыкой мы живем».

«Музыка – это то, что делает нас счастливее. Когда мы слушаем музыку, нам становится лучше и хочется подпевать».

«Музыка нам нужна для жизни. Она влияет на животных. Еще может помочь цветку вырасти и стать ярче, чем обычно».

«Без музыки моя жизнь пуста! Каждый день я запускаю любимые мелодии, песни. Хотя очень мало времени ее слушать».

«Люблю музыку и музыкальные инструменты! На них мечта сбывается – приходишь и играешь».

Выходит, что дети с радостью познают классическую музыку, искренне увлекаются ею, несмотря на обилие насильственно внедряемой попсы. Получается, что только в высокообразованных семьях ребенку с детства прививается вкус и любовь к музыкальному искусству. Этим занимаются и детские музыкальные школы. Но здесь возникает проблема: чем являются эти школы в нынешнее время – средством образования и воспитания или способом демонстрации родителями своей обеспеченности?

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

8 сентября в Малом зале состоялся концерт пианистки Екатерины Рихтер, ассистента класса профессора Е. Р. Ритер. Многократно радуя слушателей сольными и камерными программами, в этот вечер она выступила с оркестром А. Рудина «Musica Viva» под управлением молодого дирижера, аспиранта МГК Максима Емельянычева.

Концерт имел большой и заслуженный успех. Этому во многом способствовала музыка – два масштабных сочинения Бетховена: Концерт для фортепиано с оркестром № 5 ми-бемоль мажор, соч. 73 и Концерт ре мажор для скрипки с оркестром, соч. 61а в авторском переложении для фортепиано с оркестром.

Оптимистичное вступление первой части фортепианного концерта под чуткими пальцами пианистки превратилось в грандиозную оркестровую увертюру. Звуки рояля «разливались точно бурлящий весенний поток», представляя нам картину мироздания. После бравурной первой части как откровение прозвучала медленная – музыка божественной красоты. И это не могло не подкупать: слушатели бережно хранили тишину, предоставив лишь музыке право царствования. Третья часть буквально «ворвалась» в зал. Взяв на себя функции дирижера, солистка задала энергетический тон этому буйному, грубоватому народному танцу. Вместе с тем, само исполнение отличалось изысканностью и культурой звукоизвлечения. Оркестру лишь оставалось подхватить и поддержать празднество.

Скрипичный концерт был написан Бетховеном в 1806 году для скрипача-виртуоза Франца Клемана, концертмейстера венского театра, ставшего его первым исполнителем. Позднее по совету М. Клементи композитор сделал переложение скрипичной партии для фортепиано, оставив без изменений оркестровую партитуру. Сведений о публичном исполнении этого концерта в фортепианной редакции, к сожалению, не сохранилось, а само переложение было незаслуженно забыто.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Интересно, куда приводит судьба современных отечественных композиторов? Как изменяется их жизнь после обучения в alma mater? Связана ли она с музыкой или нет? Каково их место в современном обществе, каков их голос в музыкальном мире? – вот вопросы, на которые хотелось бы найти ответ.

Многие уезжают за границу. Среди них и Елена Соколовская. Она – член Союза композиторов России, Германии и Израиля, ее сочинения звучат в концертных залах разных стран, включая, конечно, Израиль, где она сейчас живет. Ее творчеству посвящены статьи и исследования, она является лауреатом международных конкурсов, в ее активе много премий, в том числе премия премьер-министра Израиля, которая ежегодно вручается лучшим композиторам страны.

Е. Соколовская принадлежит к четвертому поколению в семье Бекман-Щербины. Закончив Московскую консерваторию (1994) у проф. А. И. Пирумова, где также консультировалась у проф. Э. В. Денисова, затем прошла стажировку у проф. Х. П. Дитриха в консерватории им. Ганса Эйслера в Берлине, а позднее у проф. М. Копытмана в Академии им. Рубина в Иерусалиме. Она с легкостью работает как в камерной музыке, так и в полномасштабных симфонических и кантатно-ораториальных жанрах. Почти все издания отмечают новизну, своеобразие стиля. Но и некоторую эклектичность: впитав глубокие русские традиции и опираясь на классико-романтическую основу, композитор сегодня погружена в новый музыкальный мир.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Пианист… Философ… Писатель… Дирижер… И все же в первую очередь пианист, пианист-философ. Валерий Афанасьев – человек поистине уникальный. Это целый мир, живой, меняющийся во времени и пространстве, существующий в разных плоскостях одновременно. Масштаб его личности огромен.

Афанасьев родился в Москве (1947) в математической семье. С детства серьезно увлекался математикой и стоял перед выбором пути. Победила музыка. В Московской консерватории он обучался в классах профессоров Якова Зака и Эмиля Гилельса, участвовал в различных международных конкурсах, стал победителем конкурсов имени Баха в Лейпциге (1968), имени Королевы Елизаветы в Брюсселе (1972). Человеку, обладающему внутренней свободой, естественно, было очень трудно жить в несвободной стране. И в 1974 году Афанасьев попросил политического убежища в Бельгии. Сейчас он живет в Версале.

В. Афанасьев относится к тому небольшому числу музыкантов, которые не принадлежат к так называемому мейнстриму. Наверное, этим и объясняется элитарность его искусства. Он не гонится за успехом. Играя сонаты Бетховена, избирает такие темпы, что некоторые слушатели, в том числе музыканты, просто шокированы. У него есть то, что встречается не так часто: умение творить на сцене. Поэтому его интерпретации нешаблонны. А в последнее время Афанасьев выступает и как дирижер с различными европейскими симфоническими оркестрами. Его кумиры – Фуртвенглер, Тосканини, Менгельберг, Кнаппертсбуш, Бруно Вальтер, Клемперер.

Не меньшую роль, чем музыка, в жизни В. Афанасьева играет литература. Он автор десяти романов, восемь из которых написаны по-английски, а два – по-французски. Его перу принадлежат четырнадцать поэтических циклов на английском, французском и русском языках, сборники рассказов, две театральные пьесы, написанные под впечатлением от «Крейслерианы» Шумана и «Картинок с выставки» Мусоргского. Его литературные достижения признают маститые коллеги по цеху. По словам писателя Саши Соколова, Афанасьев – первый русский после Набокова, кто cмог столь блестяще писать на неродном языке.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Мне хочется рассказать об интересной девушке с Востока – молодом композиторе Руйхан Ян. Мы познакомились три года назад, и, живя с ней в одной комнате в общежитии, я узнала, насколько это одаренный и целеустремленный человек.

Руйхан приехала в Россию из Страны Восходящего солнца, закончив там музыкальную школу по классу фортепиано, параллельно занимаясь композицией. Я была очень удивлена, что в музыкальную школу дети в Китае ходят только с 13 лет! Нам, живущим в России, это кажется очень странным – ведь у нас детишек отдают в подготовительные классы уже в 5-6 лет.

Поступление в консерваторию было случайным. Путешествуя по России и оказавшись в Москве, она решила попробовать свои силы и сдать вступительные экзамены, потому что знала: наша консерватория – одна из лучших в мире. И, удачно преодолев испытания, была зачислена на подготовительный курс. Сейчас она уже на пятом курсе, в классе композиции профессора В. Г. Тарнопольского.

Руйхан – необычайно творческий человек. Я не раз оказывалась свидетелем, с каким усердием создается то или иное сочинение. До того как произведение приобретает окончательный вид, оно проходит много этапов: сначала делаются наброски, идут поиски различных вариантов, затем многое, что поначалу нравилось, уже не устраивает – начинается новый поиск… Одним словом, ты как бы постоянно находишься в маленькой творческой лаборатории, в которую тебя засасывает, и уже не можешь (да и не хочешь!) из нее уйти.

Когда произведения Руйхан звучат в студенческих концертах, они всегда привлекают внимание слушателей своим неповторимым колоритом. В наше время музыка многих молодых авторов насыщена техническими сложностями и трудна для восприятия, чего я не могу сказать о музыке Руйхан. В ее творческом багаже в основном камерные произведения: Соната для скрипки и фортепиано, Симфоническая поэма, Квинтет для деревянных духовых, Трио «Пейзаж» для флейты, альта и вибрафона. По ее словам, она стремится соединить техники русского авангарда с китайским духом, через инструменты европейского оркестра найти тембры ее родных восточных инструментов.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Всегда проникаюсь безмерным уважением к тем смельчакам, которые дерзают покорить орган – «короля музыкальных инструментов». Как ни странно, в наши дни их огромное количество. И это не только студенты фортепианных факультетов. Орган магически притягивает к себе музыкантов разных специальностей. Вспомним, что Кристиан Даниэль Шубарт называл орган первейшим инструментом, обращение с которым исключительно трудно и требует интеллектуального и физического совершенства, а органиста – первейшим музыкантом. Но всем ли удается стать таковым?

Органист Гарри Еприкян считает, что орган либо «сдается» сразу, либо «бороться» с ним будешь все время. Говоря проще, как и скрипачами, настоящими органистами рождаются. (Впрочем, это утверждение можно отнести и к любым другим музыкальным специальностям!) Орган – это не тот инструмент, на котором начинают играть в раннем детстве, поэтому пути к нему у всех исполнителей разные.

Гарри Еприкян – в прошлом выпускник нашей alma mater, закончивший консерваторию по двум специальностям (фортепиано и орган), а в настоящем один из тех «первейших музыкантов», чье имя можно часто увидеть не только на московских афишах.

В первый раз он обратился к органу в музыкальном училище. Интерес к нему возник, возможно, как своего рода запасной «профессиональный» вариант. Хотя стремление к этому сакральному инструменту было обусловлено и более глубокими причинами: прадед Гарри был священником армянской церкви. Увлечение быстро переросло в нечто большее, и уже Мерзляковское училище он заканчивает с двумя красными дипломами: пианиста и органиста.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Эдгар Моро

Конкурс виолончелистов оказался самым международным (всего два участника выступили от России) и самым мужским – во второй этап второго тура вышли только представители сильного пола. И бушевавшие на нем музыкальные страсти порой достигали максимального накала.

Замечательно, что появилась возможность проводить прямые интернет-трансляции всех туров. Конечно, ничто не заменит живой звук, но прямой эфир, оживляемый репликами ведущего – виолончелиста Алексея Стеблева, – оказался способен максимально передать атмосферу прослушиваний. Точные комментарии происходящего, непринужденные беседы в перерывах с членами жюри и зрителями удивительно органично вписались в формат прямых эфиров, внося свою оригинальную «мелодию» в музыкальную ткань конкурса.

Вектор последующих событий определил уже первый тур. Один за другим на сцену выходили сильные, интересные участники, и постепенно становилось ясно, что при любом исходе конкурса многие виолончелисты найдут своего слушателя – а разве не это самое важное для любого музыканта?!

Второй тур, в отличие от прошлых конкурсов, был поделен на два этапа: сольная программа и исполнение концерта с камерным оркестром. После второго этапа в финал вышли всего пять человек. Конечно, конкурс есть конкурс, но невозможно не отметить прекрасных музыкантов, которые не дошли до финала, таких как Мэтью Залкинд, Якоб Кораньи (из-за травмы не сумевший сыграть второй тур), Александр Рамм и Давид Эггерт. Каждый из них запомнился не сногсшибательной техникой, а необыкновенно яркой, эмоциональной игрой.

Третий тур стал кульминационной точкой конкурса. Государственный академический симфонический оркестр имени Е. Светланова под управлением Михаила Агреста и Павла Смелкова чутко аккомпанировал солистам, позволяя им полностью раскрыться в своем репертуаре. И финалисты Норберт Ангер, Нарек Ахназарян, Умберто Клеричи, Иван Каризна, Эдгар Моро делали это с полной отдачей. На протяжении трех дней каждый вечер Концертный зал имени П. И. Чайковского наполнялся живой – проникновенной и энергичной, страстной и нежной, порывисто-резкой и утонченно-трепетной – Музыкой. Поистине финал не просто подвел итог напряженных недель конкурса, но превратился в прекрасный праздник искусства.

Нарек Ахназарян

Но самое волнующее – объявление результатов – оставалось впереди. Почти всегда это самый спорный и тонкий момент, но только не на этом конкурсе: победителя, на мой взгляд, можно было угадать еще на первом туре. Нарек Ахназарян не просто исполнял конкурсную программу; его игра – это пение души, выраженное через волшебный звук виолончели. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что каждый раз во время выступлений Нарека весь зал замирал в единении, – вдохнув, чтобы выдохнуть лишь в конце, разразившись аплодисментами (недаром Нарек получил приз зрительских симпатий!). В первых турах в его выступлениях поражал необыкновенно слаженный, как единое целое, дуэт виолончели и фортепиано (концертмейстер Нарека Оксана Шевченко получила приз лучшего концертмейстера). Но не менее чудесным был диалог солиста с оркестром.

Конкурс закончился и уже стал историей. А нам остался ряд замечательных имен, которые, хочется верить, зазвучат на мировой арене еще не раз, даря миллионам слушателей настоящую музыку.

Ольга Ординарцева,
студентка III курса ДФ

№ 7 (114), октябрь 2011

Прохладным осенним вечером 2 октября в театре «Новая опера» шла опера Леонкавалло «Паяцы». Зал был переполнен. Причина ажиотажа заключалась не только в популярности этой оперы во всем мире уже на протяжении более ста лет, но и в выступлении в главной роли знаменитого русского тенора Владислава Пьявко.

Приходя в «Новую оперу», традиционных трактовок ожидать не приходится – в этом театре режиссеры всегда поражают неожиданностью решений, зачастую идущих вразрез с оригиналом. Но не в этот раз! Подход финского режиссера Кари Хейсканена нисколько не исказил смысл веристской оперы. Вот как он сам описал свой замысел: «…Что касается концепции… я решил ввести в спектакль съемочную группу… Для меня кино и телевидение – неотъемлемый и очень важный элемент современной жизни… телевизионная камера для меня – это воплощение современного дня. Текст не претерпел ни малейших изменений. Все, как 110 лет назад. Мы убрали только исторический аспект, изменили место и время. Получается, что все основные изменения касаются формы, а не содержания».

Скромные декорации сцены представляли собой обычную рабочую обстановку киностудии. Так, в первом акте на сцене присутствовали только беспорядочная куча складных стульев, низко опущенный ряд прожекторов и деревянный каркас лестницы с колоннами на заднем плане. Более яркими и подвижными декорации были во втором акте: передвижные макеты кафе и спальни красочно-едких тонов, то опускающийся, то поднимающийся ряд прожекторов. Они дополняли суетливый процесс киносъемки.

Новые амплуа получили и главные герои. По замыслу режиссера уличный актер Канио превратился во владельца провинциальной киностудии, знаменитость и суперзвезду мыльных опер. Он, как и другие исполнители, был одет в современные одежды. Но ни костюмы, ни декорации долгое время не давали зрителям ясного представления – где и когда происходит действие. И лишь во втором акте появившийся оператор с камерой в руках расставил все по местам. Это поистине ценная находка режиссера: прямая видеотрансляция разворачивающегося на сцене съемочного действа с проекцией крупным планом на большой экран в левом углу сцены вкупе с музыкой ввергла публику в океан эмоций!

Актеры пели просто хорошо, и вначале ничего не предвещало каких-либо чудес, столь ожидаемых каждым во время оперного спектакля. Недда в исполнении заслуженной артистки России сопрано Эльвиры Хохловой получилась очень реалистичной – актриска популярного спектакля, не задумывающаяся глубоко о проблемах в жизни и легкомысленно предающаяся своим увлечениям. Ее голос весьма соответствовал образу – без яркого тембра, легкий, мягко-блеклый в низах и звенящий в кульминациях. Певица прекрасно воплотила разнообразие притворных настроений героини: в сценах со своим мужем – равнодушная и ироничная, с калекой Тонио – надменная… Кульминацией в развитии образа стал ее дуэт с возлюбленным Сильвио. Режиссер отразил низость чувств любовников, поставив их на колени – весь дуэт они ползали по полу подобно животным.

В том же ключе был решен и образ Тонио в исполнении баритона Анджея Белецкого. Грубая уличная косуха и бандана сделали и без того подлый персонаж еще более неприятным публике.

(далее…)